но вот достаточное количество солдат, артиллерии и припасов он точно сможет обеспечить.

— Вы хорошо информированы, — Меншиков задумался. — Сомневаюсь, что обо всем этом болтали на улицах Одессы.

— Если честно, ваше высокопревосходительство, в Одессе еще и не то болтают, но вы правы, — я сглотнул. Волнительно, но пока разговор шел в нужную сторону. — Я давно занимаюсь артиллерией и слежу не только за нашими достижениями, но и за успехами вероятных противников.

— Вероятных противников? Очень интересный образ. И давно вы считали Англию и Францию нашими врагами?

— Если посмотреть их печать, то уже лет двадцать было видно, что кто-то старательно и планомерно готовит нас к противостоянию. Не как страны, столкнувшиеся ради временных интересов, а как цивилизации.

— Кажется, что-то такое я читал у Хомякова и Данилевского. Увлекаетесь их идеями?

— Увлекаюсь всем, что позволяет двигать вперед науку и инженерное дело, — слова Меншикова меня смутили. Не ожидал, что в этом времени принято так легко классифицировать чужие идеи. — Англия и Франция сейчас далеко продвинулись в этом направлении, и нам необходимо учитывать их успехи.

— Что вы имеете в виду?

— Например, винтовка Ли Энфилд, которой они вооружили почти всю свою армию.

— Чуть больше половины, — поправил меня Меншиков, и я неожиданно вспомнил, что помимо всего прочего он был морским министром Российской империи. И ведь спорит со случайным поручиком и даже пытается меня в чем-то убедить. Александр Сергеевич тем временем продолжал. — Они пытались удешевить новые винтовки, как могли, но на всю армию их все равно не набралось, а последствия экономии никуда не делись. Та же пуля Минье, что они используют, идет без стальной чашечки в основании, там просто выемка.

— Но ведь все равно пуля расширяется и летит дальше, — возразил я. — Насколько я помню результаты испытаний, до девятисот метров. В смысле до тысячи ярдов.

— Метры? Значит, вы еще и последователь французской метрической системы? Не стоит щеголять в обществе придумками революции, — предостерег меня Меншиков. — Что же касается дальности выстрела, да, английская винтовка хороша. Но с обычной пулей она не сильно лучше нашей. С пулей Минье — дорога. С их промежуточным вариантом Притчетта — свои проблемы. Новая пуля просто недостаточно расширяется при проходе ствола, и тот зарастает гарью. В идеале через два-три выстрела его нужно чистить. Если же нет, то через десять-двадцать ствол может разорвать. А еще знаете, что говорят офицеры нижним чинам перед боем? Стрелять, когда видите белки глаз вражеского солдата!

Меншиков насмешливо смотрел на меня, я же молчал. Неожиданно показалось, что снова говорю с Семенычем. Услышал где-то пару умных мыслей, но при этом с десяток не менее важных деталей, оказывается, не учел. А ведь про взрывающиеся стволы винтовок я читал, просто не обращал внимание. Подумаешь, пара сотен случаев на всю войну. Вот только сами солдаты так не считали и часто вместо пуль Минье использовали обычные, чтобы не рисковать.

— А еще, — Меншиков тем временем улыбнулся, — у нас тоже не винтовки Дельвиня, когда пулю забивали в ствол посильнее, чтобы ее там расперло. Тульский завод уже освоил выпуск штуцера Бернера для лучших стрелков. Да, пока он собирает их только пять тысяч в год, но это лишь начало.

И точно, я вспомнил, что в следующем году Россия будет выдавать уже шестьдесят тысяч штуцеров.

— Кажется, я не все знаю о нашем и вражеском оружии, — я вежливо склонил голову. — Спасибо, что рассказали, но позвольте продолжить о том, что я услышал об офицерах врага.

— Что ж, продолжайте, — кивнул Меншиков.

— Тогда французы. Сент-Арно, ему под шестьдесят, герой войны в Алжире. Получил там почти все свои звания, начиная с капитана. Водил в бой зуавские части и хорошо знает, на что они способны. Почему обращаю на это внимание: с ним же служит и бригадный генерал Боске, с которым Сент-Арно в пятьдесят первом подавлял мятеж в Кабилии. Они хорошо понимают друг друга, знают, на что способны зуавы, и я вполне бы ожидал суворовского маневра в их исполнении. Так что тот же обход по флангу, который смогла бы остановить батарея Корнилова, я считаю вполне возможным.

Я замолчал, ожидая реакции.

Пусть прямо предупредить и не получилось — да и кто поверит предсказаниям случайного поручика — но вроде бы мысли о возможности обхода я точно должен был заронить. Вон как Меншиков, который сначала слушал меня с интересом, под конец нахмурился. Понял, что я, несмотря ни на что, принял сторону его оппонента.

— Даже если будет обход, — вздохнул он, — генерал Кирьяков не даст перетащить через Альму артиллерию. А без нее все это не будет иметь смысла.

— Но если они смогут!.. — я не удержался и повысил голос, ведь французы в реальности действительно это сделали.

— Тогда мы просто прикроем фланг легкими батареями Московского полка, — Меншиков после секундной задумчивости выдал то, что он и сделает через три дня. — Да, придется отступить, но враг в итоге заплатит гораздо большую цену за столь дерзкий маневр.

Если бы… Мне хотелось рассказать, что генерал Кирьяков до последнего не заметит обход, а потом просто ударит в лоб на пушки, и в итоге это мы понесем потери, а не дерзкие французы. Но вот в это уже Меншиков точно не поверит. По крайней мере, пока… Может быть, после Альмы он станет больше меня слушать, и уже к следующему бою у меня появится шанс что-то изменить. Спасти хотя бы немного жизней.

Неожиданно меня осенило, что есть одно дело, на которое я способен уже сейчас. Не чтобы спасти жизни, а чтобы просто вернуть долг.

— Ваше высокопревосходительство, — я посмотрел Меншикову прямо в глаза. — Вы уже знаете, что мой обоз был захвачен польскими дезертирами, а потом спасен отрядом мичмана Лесовского. Во время нападения был убит мой друг, Эристов Степан Георгиевич. Он мог отступить, но остался, чтобы попытаться спасти меня, и был застрелен. Разрешите вернуться и забрать его тело для похорон. Его и остальных, конечно.

— Эристов? — Меншиков задумался. — Казак? Я знаю его отца и обязательно передам, каким героем был его сын. Конечно, поручик, езжайте. Думаю, на время боя я припишу вас к своей ставке, так что, как вернетесь…

— Разрешите сражаться вместе с моряками Ильинского, — нарушая все правила, я оборвал Александра Сергеевича. Когда он закончит и слово будет сказано, отменить его будет гораздо сложнее, а так… Пусть запомнит мою невежливость, но в будущем бою я хочу не просто разносить послания, которые ничего не изменят, а собираюсь попробовать новую тактику. То, с чем смогу потом прийти к генералам.