— А… э… — моряк тем временем мялся, посматривая на мужчину с трибуны, которому уже принесли новые бумажки. Затем наконец собрался и отдернул свою руку со словами: — Я его уже записал при входе, так что извини приятель.

В этот самый момент раздалось на весь зал:

— Следующий лот, юноша лет шестнадцати-девятнадцати.

«Восемнадцати», мысленно поправила я.

Неужели нельзя было спросить? Хотя? А зачем мне им помогать и отвечать правильно? Хм... А может быть, совсем молодых не отправляют в шахты? Тогда действительно стоило бы подсказать.

Увы, узнаю об этом наверняка уже перед тем, как купят. Моряк при этом взял и буквально затащил меня на деревянную ступеньку трибуны к оратору с молоточком в руке. Тому самому, который со странным лохматым париком, чуть съехавшим на глаза, кстати. После чего этот несносный жмот наконец снял с меня веревку, а после еще плащ стянул, да вручил его мне в руки вместе с рюкзаком.

— Итак, лот номер 478, — протараторил мужчина с трибуны. — Стартовая цена его долга двадцать пять сребриков, или два с половиной золотых.

У меня же в уме случился самый настоящий бунт. Что-о-о?! Сколько?! Да на эти деньги можно три месяца спокойно жить у нас в Коско и бед не знать!

— Фу, какой-то он тощий, — выдал один жиртрест в голубом атласном фраке с пышным шейным платком, завязанным под двойным подбородком. Ко всему прочему этот наистраннейший индивид сидел на высоком стуле с обивкой под цвет его оранжевой бархатной жилетки и качал своими коротенькими ножками из стороны в сторону.

— В угольные шахты мы к себе такого не возьмем, — констатировал он, кривясь противным ртом, украшенным жиденькими усиками.

— Рудокопам он тоже не нужен, — пробасил другой, наоборот довольно жилистый мужик, и тоже не очень высокий. Однако этот развалился на стуле, словно пришел в питейную.

— Может быть, монетный двор пожелает его взять к себе подмастерьем? — предположил оратор с трибуны. Вот за что его уважаю, сразу подметил мои самые лучшие рабочие стороны: — Смотрите, какие у него тонкие ловкие пальчики, словно с детства занимается артефакторским, или просто ювелирным ремеслом.

А вот после этих слов я действительно испугалась, потому как из-за этого толпа загудела, и начался громкий торг с криками.

— Так откуда он говорите? Не из Эрагата? — пропищал кто-то с задних рядов. На что жиртрест недовольно обернулся и осадил:

— Так, Ружан, вначале выбирает первая линия ростовщиков, а вы довольствуйтесь объедками и помалкивайте! — А после этот уродец обернулся ко мне и смерил сальным таким взглядом со словами: — Пальчики ловкие, говорите? Была не была, выкупаю его для домов терпимости. Там им точно найдут применение. Беру этого василька за двадцать пять сребриков.

Неожиданно для всех сидящий в первой линии у самого прохода молчаливый старец с бородой, заплетенной в настоящую косу, поднял золотой веер и громогласно произнес: — Пять золотых и забираю без торга, по праву двойной ставки.

Я невольно выдохнула. Но лишь на мгновение, все еще переживая о судьбе своего распределения. И словно мысли мои прочтя, оратор вначале хлопнул молотком по трибуне с криком: «Долг продан», а затем уточнил для протокола: — Что записать про место отбытия?

Настолько изумленная происходящим я не сразу заметила стоящего невдалеке от старца мужчину в черном фраке, который тут же подошел что-то прошептал ему на ухо.

Следом я услышала слова, без преувеличения, решившие всю мою судьбу.

— В Котаз, Вурмград, в город некромантов, — безэмоционально продиктовал тот.

А я даже не знала, радоваться мне этому или нет. Потому как толпа словно побелела после этих слов. Моряк ко всему прочему сочувственно похлопал меня по плечу со словами: — Извини парень и прощай.

Что значит, извини? И что он имеет ввиду под своим этим скорбным «прощай»? Кто мне скажет?!

Но увы, лысый пояснять ничего не стал и лишь молча прошел к старцу, забрал деньги и затопал к выходу. А оратор ему вслед проскрипел: — Один золотой идет в уплату процентов за посредничество.

И уже мне приказал: — Подойди.

Невольно подчинилась. Вообще чувствовала себя как в каком-то сне.

— Вытяни руку, — прозвучал следующий приказ.

Сделала, как велели. В следующий миг в районе запястья ощутила легкое жжение когда оратор поставил там, прикоснувшись металлической пластиной, какую-то печать. Которая, к сожалению, оказалась самым настоящим магическим клеймом, запрещающим колдовать…

Свинство! Скотство! Да как вообще можно так обращаться с только-только прибывшими в королевство? И долг повесили в целых пять золотых! И нет бы оставили в покое. Мечтай. Так еще и долговое клеймо вкупе с запретом колдовать...

Непроизвольно потерла слегка зудящее запястье под плащом, который одела обратно перед выходом. Как мне теперь, прикажете, откупиться?

Мое скверное настроение наверняка отразилось на лице, потому как новый работодатель решил успокоить, пока мы шли по портовой улице:

— Прошу не переживать, разницу от завышения цены вдвое с вас требовать не будут, будем считать, это моя оплата за неубедительное предложение этому вредному моряку продать ваш труд до аукциона.

Интересно, с чего такая щедрость?

— Простите, что? — недоуменно уставилась на него. Мы тем временем уже успели выйти из здания долговой биржи и свернуть на соседнюю широкую улицу, целиком и полностью заставленную конными экипажами по обочине дороги.

— Вы мне нужны были с магическими способностями, — ответил он. Затем открыл предо мной дверцу черной лакированной кареты, блестящей, как будто только-только съехала с помоста древесной артели после рук мастера. Немного замявшись, я все-таки залезла внутрь. Ведь обычно пропускают вперед дам, а сейчас я вроде бы одета не слишком опрятным и довольно мохнатым подмастерьем.

— Мм-м? — снова подтолкнула собеседника продолжить свою мысль, когда мужчина с острыми чертами лица в черном фраке расположился напротив.

 Его серый шейный платок, заколотый платиновой булавкой с сапфиром, невольно привлек мое внимание. Тонкая работа, исполненная в форме маленькой горгульи. Хм…

— Ваша форма, — вернул он меня из мыслей. — Это же форма подмастерья, не так ли? Вы занимались изготовлением артефактов вместе с каким-нибудь почтенным мастером?

— А? Да-а-а, — запоздало протянула я, отвлекаясь.

Теперь же мой взгляд поднялся до его довольно узких, угловатых черт лица и острой короткой бородке. Такой же черной, как и волосы на висках и иронично изогнутых бровях. На голове же моего визави плотно сидел черный цилиндр, едва недостающий до потолка кареты. И если бы не этот чокнутый взгляд и перманентная ухмылка, то его можно было бы назвать вполне себе красивым мужчиной средних лет.