В дальнем углу комнаты находился стол с батареей бутылок. Рядом, спиной к нам, наливая в стакан содовую, стоял какой-то мужчина. При звуке наших шагов он обернулся.

В первый миг мне показалось, будто на лицо его натянута маска ледяного самообладания, под которой скрывалось какое-то сильное чувство. Но потом это впечатление поблекло, и я увидела, что ошиблась: самообладание было не маской, а частью этого человека, причем порождалось самой эмоцией, совсем как автоматический тормоз включается в ответ на струю пара. Этот человек принадлежал к совершенно иному типу людей, чем мистер Гейл. Я поглядела на него с интересом и некоторым состраданием.

Он был высок и широкоплеч, каштановые волосы выгорели на солнце. Умное худощавое лицо, серые глаза, усталые и чуть поникшие в уголках, словно он давно не спал. Я бы сказала, что ему лет тридцать пять – тридцать шесть.

Филлида представила нас друг другу, и он учтиво поздоровался со мной, но все его внимание было приковано к моей сестре.

– Вы сказали им? Ну как? Очень плохо?

– Хуже некуда. Ради всего святого, не нальете ли мне выпить? – Она опустилась в кресло. – Что? А, виски, пожалуйста. А как ты, Люси?

– Если в том графине фруктовый сок, то мне его, ладно? А лед есть?

– Ну конечно. – Он протянул нам по бокалу. – Послушайте, Фил, не следует ли мне сейчас пойти и поговорить с ними? Они, наверное, захотят сами о чем-нибудь расспросить.

Отпив из бокала, Филлида тяжело вздохнула и, кажется, немного успокоилась.

– На вашем месте я бы пока воздержалась. Я сказала им, что они могут идти домой, и они не промолвили ни слова, просто собрали вещи и ушли. Думаю, полиция еще приедет туда, чтобы поговорить с ними... Потом-то они, конечно, захотят услышать от вас все до мельчайших подробностей, но сомневаюсь, что сейчас Мария способна вообще что-либо понять, кроме того, что Спиро погиб. Собственно говоря, не думаю, что она и это осознала, по-моему, она еще не смогла поверить в его смерть до конца. – Филлида поглядела на Мэннинга: – Годфри, я полагаю... полагаю, тут не может быть никаких сомнений?

Он замялся, покачивая виски в бокале и хмуро уставившись на плещущую жидкость. Морщины на его лице прорезались глубже, и я начала гадать, не старше ли он, чем мне показалось сначала.

– Ну, в общем, некоторые сомнения еще остаются. Вот в чем весь ужас-то, понимаете? Вот почему я и пришел только сейчас... Обзванивал все кругом, пытаясь выяснить, не мог ли он добраться до берега, сюда или на материк, или... или не нашли ли его. В смысле, не вынесло ли на берег его тело. – Мэннинг оторвал взгляд от бокала. – Но я абсолютно уверен, что не осталось никаких шансов. Я имею в виду, шансов увидеть его в живых.

– А далеко ли вы были от берега?

Он поморщился.

– Примерно посередине пролива.

– Где именно?

– К северу отсюда, за Коулоурой, в самом узком месте. Но там все равно до берега в любую сторону не меньше мили.

– А что случилось? – не удержалась я.

Оба они уставились на меня с таким видом, будто начисто забыли о моем присутствии. Годфри Мэннинг расправил плечи и рассеянно пригладил волосы.

– Видите ли, я и сам толком не понял. Что, звучит невероятно глупо? Но тем не менее это правда. С тех пор я столько раз мысленно прокручивал все случившееся, что уже сам запутался, что именно помню, а о чем лишь догадываюсь. Ну и, конечно, бессонная ночь тоже не помогает делу. – Он отвернулся к столу и налил себе еще виски. – А что самое худшее, никак не могу избавиться от чувства, будто мог как-то предотвратить трагедию.

При этих словах Филлида вскрикнула, и я поспешила вмешаться.

– Уверена, что это не так! Простите, мне не следовало спрашивать. Наверняка вам не хочется больше об этом говорить.

– Ничего. – Он подошел к креслу, но не сел, а просто беспокойно притулился на подлокотнике. – Я уже беседовал об этом с полицией, да и Фил тоже вкратце рассказал. Можно сказать, худшее уже позади... кроме того, боже помоги мне, что придется еще разговаривать с матерью парнишки. Наверняка она захочет узнать гораздо больше, чем полиция. – Он залпом выпил виски, словно ему это было совершенно необходимо, и в первый раз посмотрел прямо на меня. – Вы не встречались со Спиро?

– Я приехала только вчера вечером.

Уголки его губ опустились.

– Ну и начало визита. Что ж, он был братом-близнецом Миранды – я так понял, с ней и ее матерью вы встречались? – и работает, а точнее, работал у меня.

– Фил говорила мне.

– Мне с ним повезло. Он был умелым механиком, а в этих краях такого нелегко найти. В большинстве деревень единственные «машины» – это ослики и мулы, и для юнца с наклонностями к механике работы не сыщешь. Так что все они перебираются в города. Но Спиро, конечно, хотелось работать поближе к дому – отец его умер, и он стремился жить с матерью и сестрой. Я приехал сюда в прошлом году, и все это время он работал у меня. Чего он не знал о яхтах, того и знать не стоило, а если я скажу, что даже позволял ему брать на выходные мою машину, вы поймете, что он и вправду был чертовски хорош. – Мэннинг кивнул в сторону окна, где на столе лежала большая папка. – Не знаю, упоминала ли Фил, но я работаю над книгой, состоящей по большей части из фотографий, и даже тут Спиро был неоценим. Он не только наловчился помогать мне технически – с проявкой и так далее, но и позировал для некоторых снимков.

– Они чудесны, – пылко вставила Филлида.

Мэннинг улыбнулся напряженной, бессмысленной улыбкой.

– Хорошие, правда? Что ж, вот таким был Спиро. Конечно, что бы там ни говорила бедняжка Миранда, не воплощенное совершенство. Золотые руки, это да, тут природа его не обделила, но страшный тугодум, а иногда упрям, как слепой мул, но зато решительный, упорный, и вы могли ему смело доверять. И было у него еще одно дополнительное, совершенно бесценное качество, которое для меня дороже всего на свете: на фотографиях он выходил просто сказочно. Перед камерой вел себя абсолютно естественно – хоть нарочно старайся, ничего не испортишь. – Он одним глотком допил остаток виски и наклонился поставить бокал на стол. Позвякивание стекла о дерево прозвучало до странности завершающе, точно мертвая тишина после надгробного слова. – Что, собственно, и приводит меня к вчерашнему вечеру.

Наступила короткая пауза. Усталые серые глаза снова обратились ко мне.

– Я проводил кое-какие эксперименты с ночной фотографией – рыбачьи шаланды ночью, пейзажи в лунном свете и все в том же роде... вот и решил попытать удачи с восходом над материком, пока еще снег с гор не стаял. И мы со Спиро вышли в море. Задувал легкий ветерок, но никаких оснований для тревоги. Мы направились к побережью. Вы, вероятно, знаете, что к северу отсюда стоит гора Пантократор? Так вот, берег там изгибается и идет под прикрытием горы почти точно на восток. И только когда вы достигаете самого края и выворачиваете через открытый пролив на север, там-то и поднимается настоящий ветер. Мы припыли туда примерно за полчаса до рассвета и свернули напротив Коулоуры – это самое узкое место между островом и материком. По морю шла зыбь, но моряки еще не назвали бы это волнением, хотя ветер с севера начинал потихоньку усиливаться... Словом, я сидел в каюте, возился с камерой, а Спиро был на корме, как вдруг мотор заглох. Я окликнул Спиро, спрашивая; что случилось, а он крикнул в ответ, что думает, будто что-то намоталось на винт, но он в минуту все расчистит. Так что я вернулся к своим делам и только потом понял, что Спиро оставил руль без присмотра – яхту развернуло боком и стало слишком сильно качать. Поэтому я вышел посмотреть, что же происходит.