Глава 3. ЮП. Бабочки в его голове

— Так что, теперь нельзя никого убивать? — спросил обычно молчаливый Юп.

В столице ходили слухи, что он становился кровожадным к середине недели, если ему не доплачивать за человеколюбие.

Слухи конечно ерунда, но скандалы после «недостаточно обоснованного массового кровопролития» и «неоправданных актов чрезмерной жестокости» патрульной службы чаще всего были связаны с Юпом. Он предпочитал решать вопрос с нарушителями в традициях своего народа. Ему, в принципе, платили не за гуманность, а за насильственные навыки, к которым располагало его происхождение и богатый жизненный опыт.

Сержант ответил на вопрос подчиненного резко.

— На ком будет еще один труп до конца месяца, вычту дневное жалование. А если трупов будет больше десятка, как ты, Юп, любишь, то сниму с довольствия на неделю.

Юп недовольно хмыкнул, но любимый тесак спрятал в чехол из бараньей шкуры на поясе и накинул на рукоять петлю. Чехол для тесака Юп сам сшил из конфискованной у контрабандистов овчины. Первые дни, вставляя в него тесак, он наносил на лезвие немного бараньего жира и теперь тесак всегда был защищен от сырости.

Кренер достал из кошеля на поясе несколько сушеных рыбьих хвостов и начал их не спеша грызть.

Сержант же по долгу службы продолжил портить подчиненным настроение.

— А ну, стоять смирно, обалдуи неотесанные, мордовороты безголовые, присланные мне Святой Юхой за грехи молодости! Слушайте приказ его светлости коммерпринца.

Ругался сержант без огонька, чувствовалось, что выполняет рутину. Выудив из-за пазухи сильно помятый документ, написанный каллиграфическим почерком на дорогой гербовой бумаге, он прокашлялся.

Лавочник Иза говорил, что такая бумажка, если чистая, стоит как половина жалования сержанта. Но, если писцы коммерпринца ее уже замарали, то продать ее точно не получиться.

Поэтому отношение к бумаге у командира патруля было не шибко почтительным. Он прищурил левый глаз и, держа приказ в вытянутых руках, начал вещать, подражая манере придворных глашатаев:

«Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин от порождений бездны, опечалены!

Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.

Доброе имя нашего края пятнают акты насилия, рисуя народу Пограничья личину кровожадного зверя, не чтущего законов гостеприимства.

Посему, всем стражам и патрульным отныне приказываю избегать кровопролития. Оружие применять только в крайнем случае. Проявлять человеколюбие и гуманность.

Нарушителей по мелким провинностям поучать добрым словом. За нарушение порядка взымать штраф, а если виновный платить откажется, то направлять его в долговую тюрьму для исправительных работ.

При всяком убийстве во время исполнения службы командирам писать пояснительные письма и передавать в канцелярию.»

— Поняли, обалдуи? Из-за того, что вы контрабандистов режете, а не штрафуете, у нас торговля хиреет и казна пустеет. Поэтому, если еще кого-нибудь прикончите, мне придется письмо в канцелярию писать.

Писать сержант очень не любил. Ему проще пол дня орать на подчиненных или бить их по мордам, чем написать одну страницу.

— А если письмо им не понравиться, то жалование порежут и мне и вам. Понятно, дуболомы?

— Оно то понятно — пробурчал Юп. — Но скажи, командир, если поймаем перебежчика с запретными артефактами за перевалом, то что с ним делать то? Денег у них ни шиша не бывает. Штраф не возьмешь! Что нам этих кряховых выродков до тюрьмы конвоировать? Может их еще и кормить по дороге?

— Ты дураком не прикидывайся! Если кого одного за за перевалом поймаем, то можно и в расход пустить. Никто о нем не узнает. А если целая шайка попадется, или торговцы рядом идти будут, то придется конвоировать. И блюсти при этом все требования гуманности!

Тут уже заворчал весь отряд. Никто не хотел вести пленных контрабандистов через горы. Те постоянно будут пытаться сбежать. Могут и подрезать кого из конвоиров или порчу навести, если какой-нибудь артефакт припрячут.

— Тихо, растопчи вас крях! Сейчас идем в казарму. Ярго, получишь у интенданта пайки на неделю. Остальным собраться. Пойдем в дозор к Мокрому ущелью. Там похоже огнелюбы новую дорожку натоптали.

Ярго, низенький сбитый ветеран с седыми усиками, кивнул и отправился за довольствием. Он был доверенным сержанта по всем материальным вопросам. У интенданта ему не втюхают плохие продукты или обмундирование.

Ярго знает, какую часть пайка можно продать, чтобы и на кормежку хватило и сержанту денежка сверх жалования перепала. Себе он тоже долю оставлял по чину. Если сержанту за месяц могло прилипнуть к рукам пять или шесть серебряных монет, то себе Ярго оставит одну или две.

При этом ветеран был честным человеком. Он жил по законам, которые никто не писал, но все патрульные их знали. Из того что выдавалось казной на содержание службы часть оставлял у себя бригадир патрульной службы, часть — интендант, и часть прибирали к рукам сержанты.

Если у контрабандистов конфисковали товары, то они также не все передавались в казну. Часть оставляли себе рядовые патрульные, которые поймали нарушителя. Часть брал себе сержант. Остальное сдавалось интенданту по описи. Но в опись тоже включали не все, чтобы интендант и бригадир поимели свою часть.

Через Ярго проходило все, что интендант выдавал отряду и все, что отряд сдавал интенданту. Патрульные его уважали, так как он всегда придерживался неписанных правил о честном дележе.

Но ценили усатого ветерана не только за это. У него был нюх на контрабанду. В прошлом охотник, он чуял, где спрятан запретный товар или артефакт, как раньше чувствовал, где прячется зверь или где под прелыми листьями вырос белый гриб. Без его таланта отряд не поймал бы и половины нарушителей.

Утром патрульные собирались рядом с караулкой у городских ворот. В казарме постоянно жил только Юп. Остальные давно обзавелись семьями и своими домами. Но за каждым в казарме были закреплены койка и сундук.

Идти до казармы было пару переулков, но уже за первым перекрестком отряд наткнулся на препятствие.

Посреди дороги в пыли катались два огнелюба. Похоже они удачно поторговали вчера, а