Этель решила вмешаться:

— Необязательно, но если ты захочешь…

— Я никогда не была на похоронах, — неуверенно произнесла девочка.

— Но в этом нет ничего страшного, — успокоил ее Ральф, — это… ну, своего рода прощание.

— Да, наверное… — задумчиво кивнула Фредди.

Надо отдать ему должное, подумала Этель, для человека, не имеющего детей, он прекрасно умеет с ними обращаться.

Но кто знает? Возможно, он женат, у него есть и семья, и дети.

— Я могу приглядеть за Фредди на похоронах, если ты не возражаешь, — предложил Ральф.

Этель вопросительно посмотрела на дочь, та согласно кивнула.

— Хорошо, — сказала она Ральфу, — если это тебя не затруднит.

А что еще она могла сказать? У Фредерики было право присутствовать на похоронах, и, как выяснилось, она хотела этого. Ее первоначальная враждебность к дяде растаяла, и Этель только удивлялась, каким образом он достиг этого.

— Вы останетесь на чай? — спросила Фредди перед тем, как вернуться в свою комнату.

Ральф посмотрел на Этель и, все поняв по ее лицу, ответил:

— Нет, но я еще свяжусь с вами. — Он улыбнулся Фредди и добавил, когда она ушла: — Красивая девочка.

Сначала Этель охватило чувство гордости, затем какой-то вины, и все это сменилось злостью. Она сама во всем виновата. Когда-то у нее не было выбора, а теперь вернуть прошлое невозможно.

— А у тебя есть? — спросила она.

Ральф удивленно посмотрел на нее.

— Что есть?

— Дети.

— Нет, — ответил он.

Женат ли он? Может, да, но они решили не заводить детей?

Этель говорила себе, что ей до этого не должно быть никакого дела. Прошло двенадцать лет, они совершенно чужие.

Она решила больше не касаться опасных тем, но Ральф сам перешел в наступление:

— Полагаю, ты не жалеешь, что вернулась к Артуру? Пусть даже на короткое время.

— Что? — растерялась Этель.

— Я думаю, что ты не могла не помириться с братом. Ведь ты ждала ребенка. Это уважительная причина, — продолжал Ральф, глядя на нее своими холодными глазами.

— Как ты смеешь! — задохнулась от возмущения Этель.

— Как я смею говорить правду? — резко прервал он ее. — А почему бы и нет? Теперь это не имеет никакого значения. Мне просто интересно. И сколько же тогда вы были вместе? Месяц? Два?

Этель была вполне уверена, что ему все известно, но решила уточнить:

— Пять недель.

— Пять недель? — повторил Ральф насмешливо. — Этого, конечно, вполне достаточно, чтобы зачать ребенка, получить подтверждение беременности и подготовить документы для развода. Быстро сработано!

— Все было совсем не так! — От боли и обиды Этель не могла найти нужных слов. Неужели он мог подумать о ней такое? — Я никогда не собиралась возвращаться к Артуру. Если бы ты поверил мне…

— Поверить тебе? — Ральф схватил ее за руку. — Поверить твоим словам о любви, тем обещаниям, которые ты никогда не исполняла?

— Ну, здесь мы на равных, — хмуро отозвалась Этель. — Ты и твой брат… вы оба… Все, что тебе когда-либо было нужно от меня… — она не договорила.

— Секс? — Ральф едко рассмеялся. — Не обманывай себя. В этом смысле ты никогда особенно не отличалась.

Годами копившийся гнев внезапно выплеснулся наружу, и Этель со всего размаха влепила ему пощечину.

Реакция Ральфа была неожиданной. Он притянул ее к себе и прежде, чем она успела опомниться, прижался губами к ее губам. Он целовал ее властно, уверенно, как будто никогда не сомневался в своих правах на нее. И все куда-то исчезло — воздух, разум, силы. Тело Этель обмякло. Она тихо застонала от непреодолимого желания.

Ральф не просто знал, он чувствовал все, что с ней происходит, и продолжал целовать Этель, раздвигая языком ее губы, проникая в глубину ее рта, дразня и заставляя вспомнить все, что когда-то давало ей такое счастье!

Сильные мужские руки скользили по спине, все крепче и крепче прижимая ее к себе. Но память продолжала возвращать Этель к прошлому, как будто прокручивала кадры фильма об их любви. А в нем — не только радость, но и горькие сцены. И безжалостные слова. Теперь эти слова, сохраненные памятью, выручали, спасали ее гордость. Она закричала «нет!» и вырвалась из рук Ральфа.

Он смотрел, как она поправляла прическу, и легкая, лукавая улыбка появилась на его лице.

— Я врал тебе, — произнес он тихо, глядя прямо ей в глаза, — ты в постели очень хороша.

Она снова потерпела поражение. Последнее слово вновь осталось за ним. Ральф, не прощаясь, вышел. И Этель услышала, как он тихо закрыл за собой входную дверь. Он действовал слишком хладнокровно. Целовал ее не потому, что им овладела страсть или желание, а просто хотел убедиться, что может делать с ней все, что ему заблагорассудится.

И ему это удалось. Этель обхватила себя руками. Тело ее все еще дрожало от пережитых эмоций, и ей стало нехорошо. Захотелось подняться к себе в комнату, лечь в постель и заснуть. И спать столько, сколько потребуется, чтобы навсегда забыть Ральфа Макартура.

Но это ей не удалось. С горящими от любопытства глазами в кухню влетела Фредди. Пытаясь скрыть от нее покрасневшее лицо, Этель занялась приготовлением чая. Но дочь засыпала вопросами о дяде. Чем он занимается? Все еще живет в Корнуолле? Он моложе или старше своего брата? И была ли у него жена?

— Откуда мне знать это?

Вопросы, особенно последний, вывели Этель из себя.

— Я просто спросила. Что в этом плохого? — обиженно протянула Фредди.

— Хватит вопросов. Пей чай! — в сердцах крикнула Этель.

Но позднее, когда дочь ушла к себе в комнату, мысли о прошлом вновь вернулись и уже не покидали Этель.

Ральф считал, что если она будет сопровождать Артура во время его гастролей по Соединенным Штатам, ничего хорошего из этого не получится, и оказался прав. Поездка оказалась ужасной. Постоянные переезды из одного города в другой, упаковка и распаковка чемоданов, бесконечные ожидания мужа после концертов и вечеринок и безделье по утрам, пока он спал до полудня.

Вряд ли Этель когда-нибудь привыкла бы к такой жизни, а тут ей еще приходилось бороться с охватившей ее депрессией. Прошло всего лишь три месяца со времени ее неудачных родов. Артур, который вообще вряд ли когда-нибудь особенно горевал о потере ребенка, теперь и вовсе ни о чем не помнил и совершенно не принимал во внимание настроение жены. Заниматься с ним любовью для Этель становилось все труднее, а когда муж настаивал, это вызывало у нее обратную реакцию. Секс превратился в безрадостное, чисто физическое действие без любви. Но Артур этого даже не замечал.