Остановился на пятачке, откуда просматривалась разруха первого этажа, и обернулся, ожидая отстающих.

– Вниз, сеньоры, – кивнул он на лестницу, – апартаменты уже готовы…

– У вас какой-то странный испанский, – настороженно подметил человек, представившийся Джонатаном Бакли (с таким же успехом он мог представиться Самюэлем Клеменсом, а Глеб – Иваном Сергеевичем Крыловым).

– Да, мне тоже показалось, – проворчал «Уильям Уикерман».

– Я американец, работаю по контракту, – прояснил ситуацию Глеб, как-то гаденько улыбнувшись и отметив мысленно: странно ты себя позиционируешь.

Его английский был немного лучше испанского. Но «санкт-петербургский» акцент не остался без внимания. Глаза американцев тревожно заблестели, но особой роли это уже не играло. Прибыли в конечный пункт! Он ударил локтем, с вывертом руки, в висок брюнету Бакли. От подобных ударов очень больно, в голове воцаряется туман, не позволяющий применить ответных мер. Американец рухнул на колени, глаза его собрались в кучку. Одновременно Мишка на задворках замолотил руками и быстро обезвредил замыкающего. Остальные заметались. Человек в ветровке выхватил 9-миллиметровую «беретту», но с лестницы уже летели Равиуллин и Издревой и тут же набросились на ошалевших американцев. Пистолет загремел по полу. Получив по челюсти, Уикерман заверещал и отлетел к стене. Последний из прибывших выставил блок обеими руками и, получив «огнедышащую» плюху в живот, выбыл из игры. Высунулись из-за угла любознательные Маша с Любой, обиженно вытянули губки, обнаружив, что всю работу переделали без них. Стали подтаскивать ворохи веревок, гидрокостюмы. Драка закончилась быстро, даже обидно за американцев. Мозг работал: вертолет улетел, Прихватилов наверху, Оболенский – на калитке, все о’кей. Тропинка в грот, где спрятано водолазное снаряжение, уже протоптана. Возможно, и соратники в подлодке не спят, хотя кто их знает, этих ветеранов…

Секретные агенты Госдепартамента в количестве трех особей валялись без сознания, одному из них в недалеком будущем предстояло нанести визит челюстно-лицевому хирургу. Белый как мел Джонатан Бакли приподнялся и прохрипел:

– Вы кто?

– И в самом деле, кто мы? – лучезарно улыбнулся Мишка. – Диггеры, дайверы, джамперы? Слушай, Глеб, этот бедолага смотрит на тебя, как на грузинский авианосец, ты уж объясни ему.

Объяснять пришлось на кулаках.

– Упал лицом в достоинство, – вздохнула Маша, пытаясь одновременно и нахмуриться, и улыбнуться. – Что же вы, мужчины, так неуважительно с должностными лицами самого могущественного в мире государства?

– Да пошли они, эти лица… – проворчал Равиуллин, переворачивая Уикермана, который как-то подозрительно помалкивал, потряс его, обеспокоенно приложил ухо к груди.

– Состояние больного стабильное? – предположил Издревой. – Живой? Потыкай в него чем-нибудь.

– Живой, – облегченно вздохнул Равиуллин. – Не хочу убивать американцев.

– Ты их любишь в душе, – хихикнула Люба.

– Я их фильмы люблю, – пояснил Марат. – Умеют же, гады, снимать, в отличие от наших.

– И куда нам девать этих специалистов среднего звена? – задумался Мишка.

– Связать, и на хранение, – распорядился Глеб. Он сочувствовал в душе этим людям. Профессиональное будущее правительственных агентов виделось смутно, но хоть живые…

Их связали за пару минут, оттащили к лестнице, после чего с большим любопытством уставились на грузное тело, лежащее у стены. Мужчина ворочался, издавал мычащие звуки – он чувствовал, что вне пределов мешка происходит что-то любопытное, и хотел при этом присутствовать. В его мычании прослушивалось что-то жалобное, просящее, но вместе с тем и… оптимистичное.

– Переходящий приз, – уважительно заметила Маша.

– Секретоносец наш, – с гордостью сообщил Черкасов.

– В общем, кот в мешке, – поддержал публику Глеб, пристроился на колени, вытащил нож и перерезал веревки, после чего с драматической неторопливостью принялся стаскивать мешок с головы «кота»…

Такое случается в остросюжетных произведениях – хочешь увидеть одно, а видишь другое. Но данный случай являлся исключением. Мужчина со связанными за спиной руками был определенно Бутерсом Виктором Павловичем. Неизвестный широкой публике, но известный тому, кому надо. Моложавый, плотный в кости, хорошо сохранившийся для своих сорока восьми и не успевший отощать на казенных американских харчах, с жесткими слипшимися волосами, массивной квадратной челюстью, шныряющими глазами. К «обезвреживанию» почетного арестанта правительственные агенты подошли вдумчиво. Связанных рук и мешка на голове показалось мало. Рот мужчины был заткнут кляпом – жесткой кожаной бечевой и пропущенным сквозь нее теннисным шариком, качественно перекрывшим ротовую полость. Уши были заткнуты женскими гигиеническими тампонами – явно новая технология. Мало того, что этот тип ничего не видел, он еще и ничего не слышал! Освобожденный от перечисленных неудобств, он, тяжело дыша и утирая рукавом пот со лба, разминал затекшие запястья.

– Боже, парни, как славно, что вы уже здесь… – хрипел пленник по-английски и моргал, чтобы вернуть способность видеть. Способность возвращалась медленно. Но когда он разглядел лица людей, склонившихся над ним, с человеком произошла разительная метаморфоза. Он растерялся, вновь забегали глаза, и судорога перекосила лицо. Похоже, Виктор Павлович рассчитывал увидеть кого-то другого! А у Глеба в этот момент мелькнула смутная мысль, но не задержалась – повозилась, нагадила и ушла.

– Вы кто такие, черт возьми? – пробормотал, покрываясь синюшной бледностью, Бутерс.

– Ни фига себе баян, да? – подмигнул Черкасов.

Услышав родную речь, Бутерс заволновался еще сильнее, начал мять скрюченные пальцы, кожа на небритом лице обрастала фиолетовыми пятнами.

– Это точно он? – засомневалась Люба.

– А мы на опознании? – удивилась Маша. – Да точно, кто же еще.

Бутерс поперхнулся, начал кашлять, затягивая время, чтобы собраться с мыслями.

– Послушайте… – перешел он на русский. – Какого черта тут происходит? Кто вы такие? Как вы здесь оказались?

– Распространяемся воздушно-десантным путем, Виктор Павлович, – засмеялся Глеб, – или подводно-морским, как угодно. Не знаю, огорчитесь вы или обрадуетесь, но проводится операция по передаче опасного международного преступника российским властям. Особо тревожиться не стоит – убивать вас не будут. Не один вам хрен, где сидеть? В Америке – пожизненный срок, в России могут и вовсе не посадить, у вас ведь такие серьезные покровители. Впрочем, не знаю, какие на вас виды у наших мозговедов и костоправов…

Виды, похоже, были, судя по тому, как задергалась нижняя челюсть у фигуранта. Но он сладил с потрясением и криво усмехнулся:

– Что вы несете, уважаемый, какая глупость! Мы находимся у побережья Мексики…

– Серьезно? – удивился Глеб. – А теперь послушайте меня внимательно, Виктор Павлович. Перед вами группа боевых пловцов специальной разведки ВМФ России. Меня зовут Глеб Андреевич, имена остальных вас не касаются. В ближайшие часы вы выполняете только наши распоряжения, если не хотите дополнительного морального или физического ущерба. Сейчас вы наденете гидрокостюм – вам любезно его подадут – и спуститесь вместе с нами к морю. Увы, без конвоя вам теперь нельзя. У воды вам предоставят акваланг и все необходимое для увлекательного подводного путешествия на буксирном, так сказать, тросике. Карета подана, она недалеко. Ничего страшного, Виктор Павлович, вам полезно сжечь несколько килокалорий. Неудобства временные, через сутки мы будем в Каракасе, где вам предоставят отдельное помещение и обрисуют ваши дальнейшие перспективы. Там мы с вами простимся, и нам без разницы, как вас этапируют на родину – в дипломатическом ли багаже, подвергнут ли расщеплению на атомы или погрузят в кому и назовут вымышленным именем. Ни слова поперек, уяснили? Шаг влево, шаг вправо… Жалобы и претензии не принимаются – на физическую усталость, на неумение пользоваться аквалангом или страх воды, на плохое сцепление с дорогой. Со страхами у вас все в порядке, физически вы развиты, умеете пользоваться аквалангом – одна из страниц вашей биографии об этом свидетельствует. Поднимайтесь, Виктор Павлович, не заставляйте применять силу.