почти что спятившую с ума, потерявшую ощущение реального времени… Самое жуткое, что в сумасшедшую старуху в 46 лет превратилась женщина, не видящая ни солнца, ни луны, сожженная «нестерпимым счастьем» своей чудовищной противоестественной страсти…

– Помните девочку Наташу, дунувшую на негасимую луну, и очевидно, погасившую ее…

– Да, конечно, в «Повести о луне».

– Сумасшедшая Наталья Дмитриевна дунула и на негасимую луну, и на негасимое солнце…Она живёт в полной тьме, но хитроумный Пильняк пытается если не оправдать своих революционных грешных героев – мать, сына, отца – то хотя бы удержать думающего читателя от их безоговорочного осуждения за порогом их гибели или на краю тёмной бездны…

И он неожиданно подал руку Александру со словами:

– Разрешите вас поблагодарить…

Александр недоуменно пожал плечами, удивлённо вскинул брови и не нашел ничего лучшего, как побурчать вопросительно:

– В смысле?..

– Вы поступили как бесстрашный джентльмен, постояли за честь девушки Иры, не побоялись двух здоровяков осадить Юрия и этого хмыря из МГИМО с его высокопоставленным папашей из госноменклатуры… – и вдруг спросил, сверкнув любопытными глазами. – Вы что боксёр-профи?..

– Откуда вы это взяли?

– Сосед Юрий так сказал… А я всегда к нему подозрительно и неодобрительно относился… Он мне похвастался, что лег в ЦКБ в наше отделение удалить гланды лишь для того, чтобы откосить от картошки ребят МГУ в студенческом отряде. Потому его и на наши вечерние прогулки не приглашал.

Александр расхохотался и сказал, утирай слёзы смешинки, попавшей в горло:

– Ваш тонкий намёк при толстых обстоятельствах я понял… Так знайте, я лег в ЦКБ вырезать гланды, отработав летом в каникулы почти месяц в студенческом отряде на строительстве объектов хозяйства в Зеленограде… От сельхозработ на картошке никогда не отказывался, даже поступив на первый курс инженерно-физического института, три недели отпахал на подшефном ЗИЛе на производственной практике… Хотя мог бы тогда на удаление гланд лечь, на чем настаивали родители… И главное, я не профи-боксер, скорее сильный любитель, прошедший отменную практику кулачных стычек в хоккее с шайбой с детства… Два-три боя за матч, но у меня перед здоровяками тафгаями всегда было реальное огромное преимущество в природной спринтерской скорости… На короткой дистанции в 20–30 метров меня никто в школе, даже перворазрядники и мастера спорта, мужики матёрые не могли обогнать…

– А чего же не дали себе реализовать свой талант в спорте?

– Спорт высших достижений для меня закончился в неполные 16 лет, когда получил страшную травму позвоночника при прыжках в высоту… Когда поступал в институт, больше всего боялся, что меня, абитуриента, отсекут по медицинским показателям из-за стеноза позвоночного канала, как потом выяснилось… Это на ваш мехмат и физфак, все гуманитарные факультеты МГУ очкариков, носящих очки с диоптриями под минус десять берут, а у нас с потерянным зрением, здоровьем строго, все нездоровые неудачники – адье…

– Любопытно, а как вы почувствовали, что пора прекращать рваться в спорт высших достижении?..

– Боли в спине быстро прошли, в юности, все, как на боевом псе, заживает… Но результаты перестали расти, раньше, для примера, каждый месяц прибавлял по несколько сантиметров в прыжках в высоту, длину, сбрасывал десятые доли секунды в спринте, десятки секунд и минуты в лыжных гонках… Как-никак уже в 14–15 лет отправил в небытиё старинную русскую пословицу: «Выше своей головы не прыгнешь». Прыгнул… А потом из-за жуткой травмы развитие в большом спорте накрылось медным тазом – но ведь есть другие области науки, изобретательства, литературы, поэзии истории…

– Развивайтесь, Александр, и развейтесь… Цель – ничто, движение к ней, развитие на пути интеллекта, души – всё… Успехов и удачи вам в развитии во всем, где посчитаете нужным развиться… Прорвитесь, в том числе, в теме разгадки феномена вашего некогда знаменитого земляка-писателя, погибшего в сорок с небольшим, с его узлом проблем и загадок для революционного развития судеб общества и личностей…

4. Май 1991, Можайск

Александр для организации встречи тогда предварительно созвонился с Сержем Жагиным. С радостью узнал, что на то воскресенье в конце мая Серж собирается в Можайск к матери, вот и пригласил того в пустующий бабушкин дом, хорошо знакомый старинному другу детства и юности, когда-то он был в этом большом доме желанным гостем. А ныне этот дом пребывал в запустении: любимую бабушку похоронили два года назад. Отметили с родичами и «девять дней», и «сороковины», а год памяти бабушки Анастасии, приходящий на день Николы Зимнего, в 1989 году отмечали уже без её старшего сына Александра Васильевича, скончавшегося в июле того же года.

Серж Жагин хорошо знал всех можайских родичей Александра, а его дядюшке-фронтовику профессору Александру Васильевичу сдавал даже зачёт и экзамен по начертательной геометрии во всесоюзном заочном политехническом институте, учась по его учебнику для вузов и даже слушая его телевизионные лекции по учебной программе Центрального Телевидения. Серж высоко ценил спортивные и исследовательские дарования Александра, а тот отдавал должное его успехам мастера-профи в фотоделе. Серж стал классным мастером-фотографом, уже закончив ВЗПИ и поработав какое-то время инструктором в Можайском райкоме партии, стал фотокорреспондентов и завотделом в «МК», главном перестроечном печатном органе страны.

На встрече в бабушкином доме Серж обещал передать другу детства и юности фотографии его любимых родичей, Анастасии Николаевны и профессора Александра Васильевича, сделанные профессионалом своего дела на Бородинском поле, куда Александр возил всех их на своих «Жигулях» в середине 1980-х. Александр же пообещал презентовать другу вышедший в издательстве «Высшая школа» в 1989 году свой университетский учебник «Моделирование интегральных микро– технологий, приборов и схем». И заинтриговал первого фотокорреспондента Москвы и Московской области показом уникальных материалов по их некогда знаменитому земляку Пильняку, которые могут пригодиться Сержу, как в его творческих планах, вообще, так и при организации личных фотовыставок и художественных презентаций.

В обещанное время Серж постучал, как детстве, в окошко бабушкиного дома с тротуара Коммунистической (бывшей Боголюбской) улицы для вызова Александра. Они по-дружески обнялись, как будто давным-давно не виделись и соскучились друг по другу с памятного празднества Рождества-1985 года в городском ресторане с рождественской елкой, где советское шампанское рекой текло.

За прошедшие с рождественских празднеств шесть с половиной лет Серж, оставаясь внешне прежним, «вечно молодым и темпераментным» стал другим человеком по заматерелой уверенности в себе профессионала высшей пробы: высокий, без единого седого волоска и ранних пролысин-залысин, без намёков на полноту, жизнерадостный, пышущий здоровьем, полный сил и амбиций «хозяин жизни». К тому же в умопомрачительном модном костюме заграничном костюме с дорогущим галстуком на белоснежной рубашке.

Они смеялись, поднимая друг друга, словно мерили