На другой стороне улицы, на углу Шестой авеню, был ресторанчик, где прежде Джордан часто обедал. Бывало, шутил с официантками, а иной раз «выкуривал» часы, как сигареты, устремив взгляд в пустоту в поисках ускользающих решений. Постепенно он подружился с хозяином, Тимом Броганом, и получил разрешение ставить свой мотоцикл во дворике за рестораном.

Джордан прошел перед витриной и махнул официантке в зеленом форменном платье; та обслуживала двух посетителей, сидящих за столиком у окна. Девушка узнала его и, поскольку руки у нее были заняты, ответила кивком и улыбкой.

Он свернул в переулок и сразу же пошел направо, во внутренний двор. Рядом с его покрытой брезентом машиной стояла и курила, видимо, улучив минутку, официантка Аннет. Джордан знал про нее все. Муж давно пристрастился к бутылке, у сына несколько лет назад возникли неприятности с полицией. Аннет со слезами на глазах обратилась к нему. Джордан пожалел ее и помог выручить парня. Про мужа Аннет больше не поминала, а сын, кажется, нашел работу и больше в переплеты не попадал.

Она нисколько не удивилась, увидев его.

– Здравствуй, Джордан. А я уж думала, что утром не найду на месте твоего мотоцикла. Ты же вроде уезжать собирался.

– Собирался. Но кто-то где-то решил за меня, и мне с ним не тягаться.

– Неприятности?

– Да.

Во дворике царил полумрак, тем не менее по лицу женщины скользнула заметная тень.

– У кого их нет, Джордан?

Оба знали, о чем говорят, и знание это почерпнули не из книг.

Джордан снял чехол с мотоцикла, обнажив красные формы своего «дукати-999». Как ни привык он к этой машине, все же невольно залюбовался ею. Он любил ее за отличные качества, но еще больше – за красоту. Для тех, кто предпочитает мотоцикл автомобилю, «дукати» исполнен особого очарования.

Аннет, угадав его мысли, кивнула на мотоцикл:

– Красивый.

– Красивый и опасный.

– Не больше, чем всё в этом городе. Пока, Джордан.

Аннет бросила на землю окурок и аккуратно затоптала его ногой. Затем повернулась и пошла работать. Скрип затворяемой двери утонул в грохоте мотора. Застегивая шлем и слушая ровный гул машины, Джордан подумал о том, что едет туда, куда вроде бы зарекся ездить. После звонка брата он направляется на место преступления. Правда, на сей раз все несколько иначе. На сей раз убитый – частица его жизни, хотя Джеральд по собственной воле оборвал все связи с чужой жизнью.

Но это было бы полбеды, не случись того, что случилось. Жертва преступления Джерри Хо на самом деле звался Джеральдом Марсалисом и был его племянником, сыном Кристофера Марсалиса, мэра Нью-Йорка.

Выезжая на финишный отрезок Уотер-стрит, Джордан отметил, что солнце поделило улицу на две половины. Левую и правую, светлую и темную, горячую и холодную. Он отрешенно подумал о том, что некогда и его жизнь подходила под эту избитую метафору. Теперь все это казалось далеким, как фильм, из которого помнишь какие-то фрагменты, но не можешь вспомнить названия.

Его нисколько не удивило присутствие огромного корпуса репортеров наряду с обычными силами полиции. Газетчики толпились между машинами с включенными мигалками, фургонами «Айуитнесс-ньюс» и Четвертого канала телевидения. Знакомая журналистка из «Н.-Й. 1» (он запамятовал ее имя) вела прямой репортаж на фоне огороженной зоны. Засилье масс-медиа объяснялось тем, что в полиции всегда найдется кто-нибудь, кому надо выплачивать кредит или платить за обучение отпрыска в колледже, и он за определенную мзду соглашается играть роль «достоверного источника».

Джордан поставил мотоцикл в тени, чтобы потом не садиться на раскаленное седло, слез и направился к зданию, напустив на себя вид стороннего наблюдателя и не сняв шлема, дабы остаться неузнанным. В данный момент ему вовсе не улыбалось протискиваться сквозь репортерскую толпу и принимать микрофоны, словно букеты цветов.

Группа ребят в синей форме с надписью НЙПУ, подбежав, преградила ему дорогу. Это были курсанты полицейской академии во главе с инструктором. Все они возбужденно жестикулировали, глядя на подъезд, ведущий к месту преступления.

Джордан заставил себя не смотреть на них, обогнул синий фургон судебной экспертизы и подошел к заграждению. Там, против входа в подъезд, поставили двоих полицейских. Одного он знал: парень из Главного полицейского управления. Собственно, иначе и быть не могло. До штаба, если по прямой, отсюда меньше километра, понятно, что дело поручено им.

Полицейский двинулся было ему наперерез, но тут Джордан снял шлем, и тот его узнал. Дождавшись, когда он подойдет поближе, полицейский отодвинул заграждение, давая ему пройти.

– Здравия желаю, лейтенант.

Джордан наклонил голову, якобы смотря под ноги, чтоб не оступиться, и полицейский не смог прочитать то, что написано у него на лице.

– Я уже не лейтенант, Родригес.

– Так точно, лей… Так точно, извините.

Родригес на мгновение отвел взгляд. Нечестно взыскивать с парня за то, в чем он не виноват, подумал Джордан.

– Да ничего, Оскар. Все наверху?

Лицо Родригеса просветлело: неловкий момент миновал.

– Да, на последнем этаже. Правда, мэр еще не прибыл.

– Знаю. Он будет с минуты на минуту.

Глаза Оскара Родригеса на смуглом лице сузились до щелочек.

– Мои соболезнования, мистер Марсалис.

Наступила пауза. Джордан понял, что разговор не окончен.

– Виноват, но для меня кто был лейтенантом полиции, так им и останется.

– Спасибо, Оскар. Если бы все было так просто. Я могу подняться?

– Конечно. Мне этого никто не говорил, но я чувствую: вас там ждут.

Родригес отступил в сторону, пропуская его в подъезд. Пока он поднимался в неверном свете лифтовой кабины, ему подумалось, что жизнь порой гораздо четче размечает расстояния, нежели метрическая система. Между мэрией Нью-Йорка, где заседает Кристофер Марсалис, и Уотер-стрит, где жил Джеральд, не будет и мили – за несколько минут можно дойти. Но никто, как бы он быстро ни бегал, не в силах преодолеть тот отрезок жизни, что разделял отца и сына.

Джордан ни разу не был в студии племянника. Как-то вечером они встретились в «Виа делла Паче», итальянском ресторане в Ист-Виллидж. Джеральд сидел в полутьме, с группой юношей и девушек, по виду вполне подходивших к его образу жизни. Выражение глаз у всех одинаковое: с одной стороны, вызов человека, который сам себе хозяин, с другой – опустошенность и потерянность. По многим признакам было ясно, что Джеральд – их некоронованный король. Когда Джордан подошел к столу, племянник прервал свою тираду и без удивления, без удовольствия взглянул на дядю голубыми глазами, в точности такими же, как у Джордана, только намного старше.