– Привет, Джордан.

– Здравствуй, Джеральд.

Племянник скривил губы.

– Джеральда больше нет. Я отказался от этого имени. Все, чем я был раньше, обратилось в прах, в ничто.

В его глазах Джордан прочел подтверждение и словам, и стоящему за ними приговору. Он заговорил примирительным тоном:

– «Все» и «ничто» – это крайности. Иной раз и не заметишь, как они сближаются.

– Красивые слова, отец Марсалис. Я и не знал, что ты балуешься философией. А сюда пришел проповеди мне читать?

Джордан качнул головой.

– Нет, сюда я пришел утолить голод. Но, как видно, ошибся адресом.

– Да, я тоже так думаю.

Последовало гнетущее молчание людей, которым больше нечего сказать. Джордан повернулся и вышел. В шепотке, провожавшем его, он явственно расслышал слова: «Шпик и больше никто».

С тех пор племянника он не видел.

И вот теперь поднимается, чтобы взглянуть на убитого Джерри Хо, человека, который так сжился с Джеральдом Марсалисом, что даже умер за него.

Двери лифта раскрылись, и в нос ему ударил резкий запах краски. Дверь квартиры была распахнута, внутри суетились эксперты. Учитывая личность жертвы, можно не сомневаться, что к делу будет привлечена армия, намного превышающая журналистскую.

Видимо, Кристофер предупредил о прибытии брата, поскольку детектив Джеймс Буррони вышел на площадку прежде, чем охранник успел преградить Джордану дорогу.

– Порядок, Поллард, это ко мне.

Буррони он знал давно, неплохой полицейский. Они работали вместе в Девятом округе, когда он еще был пограничным, и отношения у них всегда были прохладные. Джордан его не осуждал. Кому понравится, что твой коллега одновременно главный сыщик убойного отдела и родной брат мэра? Естественно, многие считали, что своей блестящей карьерой он обязан не личным качествам, а родственным связям.

Как ни странно, Джордан почувствовал себя лишним на месте преступления, хотя оно впрямую касалось его жизни. Уж если он сам это чувствует, что говорить о Буррони?

– Здравствуй, Джеймс.

– Привет тебе. Прими мои соболезнования.

Джордан неопределенно кивнул, не зная, как сгладить неловкость. Оба понимали, что им еще предстоит покопаться в грязи.

– Проходи. Но предупреждаю: зрелище не из приятных.

Следуя за детективом, Джордан с любопытством озирался. На чердаке царил неописуемый кавардак, бывший частью обстановки, но больше всего его поразил какой-то потусторонний весенний свет, некая умиротворенная атмосфера, совершенно неуместная в помещении, где Джерри Хо вел войну против самого себя и всего мира.

И тут Джордан увидел его.

Огромным усилием воли он попытался сохранить невозмутимость перед лицом человеческой жестокости и этой новой иконы – парня, которому не было и тридцати, которого убили и над которым поиздевались уже после смерти.

Он опустился на колени перед телом племянника, упершись взглядом в закрытые глаза и эту адскую, марионеточную краску, которая еще больше подчеркивала дурашливую нелепость позы. Затем обернулся к Буррони, и тот поспешно ответил на его безмолвный вопрос:

– По предварительным данным, его задушили и после усадили вот так. Смерть наступила несколько часов назад.

Джордан указал на запястья и щиколотки, не покрытые краской.

– Возможно, он был связан. Скажем, липкой лентой.

– Возможно. Врачи установят во время вскрытия.

– А что еще говорят эксперты?

Буррони взмахом руки обвел помещение.

– Ты видишь, что творится? Барахла скопилось на много веков. По-моему, здесь никто и никогда не прибирал. Куда ни глянь – всюду исторические экспонаты.

– А это что такое?

Джордан кивнул на палец убитого, засунутый в рот, и на уголок одеяла, надвинутый на ухо.

– Клей. Эксперты сделали соскоб. В лаборатории установят.

– А краска?

– Он сам себя раскрасил. Владелец галереи пояснил, что это была его обычная техника. Авангардистские штучки…

Буррони вспомнил о родстве Джордана с покойным и прикусил язык.

Возможно, он бы начал извиняться, но в эту минуту в мансарду вошел Кристофер Марсалис в сопровождении вездесущего фактотума Рубена Доусона. На ходу брат распекал судмедэксперта:

– …раз мой сын так решил, значит, так и будет! В конце концов, я мэр или не мэр этого проклятого города? Делайте свое дело! И забирайте отсюда тело как можно быстрее!

Не вставая с колен, Джордан ждал, когда брат выйдет из-за шкафа и увидит, что сталось с его сыном. И тот увидел.

Кристофер смотрел на труп, а Джордан не сводил глаз с его лица: оно окаменело и в тот же миг словно осыпалось. Глаза помутнели, что было особенно заметно в этой залитой солнцем комнате. Джордан не знал, сколько еще суждено прожить его брату, но был совершенно уверен, что сейчас, в данный момент, он умер.

Крис круто повернулся и ушел за спасительную преграду шкафа. Джордан поднялся, глядя на спину брата в просветы полок, заставленных банками с краской. Было видно, что Крис закрыл лицо руками. Его седая голова составляла резкий контраст с цветными аэрозольными флакончиками и перемазанными краской тряпками.

Джордан подошел, положил руку ему на плечо. Кристофер, не оглядываясь, понял, чья это рука.

– Всемилостивый Боже, Джордан, кто же сотворил с ним такое?

– Не знаю, Крис, ей-богу, не знаю.

– Я не могу на него смотреть. Мне не верится, что это мой сын.

Кристофер прислонился к стене, опустил голову и стал нервно ковырять пол носком ботинка, будто стремясь просверлить дыру к центру Земли. В этой позе он простоял до тех пор, пока тело не увезли.

Рубен Доусон подошел и молча встал рядом с мэром – как всегда, в полной боевой готовности. Труп упаковали в пластиковый мешок. Джерри Хо покинул свою студию под шорох полиэтилена и скрип каталки – подобие похоронного марша. После него эпитафией на стене остался номер в дурацком облачке из комиксов, неуместном в такой момент, как звуки колыбельной.

Теперь их в студии осталось четверо. Четыре соляных столба, одержимых вопросами, которые возникают после каждого убийства. Кто? За что? Если на первый вопрос иногда удается ответить, то второй так и не имеет однозначного ответа.

Первым опомнился Кристофер Марсалис. В душе его клокотал гнев, и, может быть, благодаря этому гневу мэру удавалось владеть собой. Он подошел к стене, туда, где еще недавно сидел его мертвый сын.

– Что означает этот номер?

Вопрос повис над головами присутствующих на невидимой нити, которая терялась в небытии.

Джордан шумно перевел воздух и отошел в сторону. Природа наградила его огромным даром прозрения. Еще в полицейской академии, во время психологических тестов он поражал преподавателей своей способностью вникнуть в предложенную ситуацию и проанализировать ее до поистине микроскопических деталей.