часть системы. Советские вожди понимали, что сохраняют власть, пока управляют всеми сторонами жизни общества. Избегавшие контроля именовались тунеядцами.

А кто такой тунеядец? «Тот, кто живет чужим трудом», «эксплуататор чужого труда». Нэпман, предприниматель, создающий рабочие места, материальные ценности и платящий налоги, на которые существует государственный аппарат.

«У меня есть свободная камера»

Главные вопросы внутренней и внешней политики страны решались на заседании политбюро, где Сталин играл первую скрипку. Вот свидетельство современника:

«На политбюро председательствовал Сталин и всех поставил на свое место. В перерыве все члены политбюро прошли в соседнюю комнату, где был накрыт холодный завтрак. Сталин шел один впереди, остальные немного поодаль за ним. Пили только нарзан и боржоми. Вина не было. Иосифу Виссарионовичу подали холодную курицу и сыр. Он первый встал, поевши на скорую руку, и снова прошел в круглый зал».

Остальным аппаратом вождь управлял по телефону.

«Личный телефонный коммутатор Сталина находился в небольшой проходной комнате между приемной и кабинетом, – рассказывал Балашов. – До середины 1925 года здесь посменно дежурили две девушки-телефонистки. Затем их сменили два телохранителя, служившие и телефонистами… Напрямую связаться со Сталиным можно было только по «вертушке», а по остальным аппаратам – через телефонистов.

Сталинский аппарат бесконечно тасовал кадры. Ответственный работник оставался на одной и той же должности не больше года. Как выразился один из старых большевиков: в ЦК работают «прямо-таки маньяки перебрасывания». Это был надежный метод борьбы с оппозицией. Делегаты съезда в кулуарах оправдывали свое голосование против оппозиции страхом «попасть в Туркестан».

Сталин на одном из пленумов ЦК предупредил несогласных с ним:

– Придется их погромить, придется помять им бока. Пусть нас извинят товарищи, что в случае нежелания ликвидировать свои ошибки нам придется поневоле помять бока кое-кому. Уж закон борьбы таков, ничего не поделаешь.

Еще одно пагубное для страны последствие – уничтожение всякой критики и малейших сомнений в правоте высшей власти. Это заметил Троцкий: «Я слышал по трансляции речи на юбилейном собрании московского комсомола несколько дней тому назад. Не буду останавливаться на казенных приветствиях и благодарственных ответах. Ни одной живой мысли! Тов. Тер-Ваганян попытался сделать в своей речи несколько крайне скромных и осторожных замечаний. Указав на гигантскую историческую работу, выполненную комсомолом, тов. Тер подчеркнул недостаточность интернационального момента в воспитании пролетарской молодежи. Он указал, в частности, на то, что «Комсомольская правда» посвящает интернациональным темам слишком мало места. На этих словах его стали злобно прерывать. Попытки тов. Тера продолжать встретили ожесточенную обструкцию…»

Газета «Комсомольская правда» начала выходить в марте 1925 года как главный печатный орган ЦК ВЛКСМ. Упомянутый Троцким Вагаршак Тер-Ваганян, крестьянский сын, был исключен из партии за принадлежность к троцкистской оппозиции.

Своеволия генсек не терпел.

«Начались у нас в техническом секретариате повальные просьбы отпустить на учебу, – вспоминал Балашов. – Первым подал заявление Гриша Каннер, один из основных помощников Сталина.

Сталин говорит:

– Товарищ Дзержинский, вот Каннер подал заявление на учебу. Что вы об этом думаете?

А мы все, помощники, стоим тут же, у стола, шеренгой выстроились.

– Это очень хорошо, – отвечает Дзержинский, – у меня как раз есть свободная камера. Пусть садится и учится.

Мы похолодели, а на Каннера смотреть было жалко».

7 ноября 1927 года состоялось последнее публичное выступление оппозиции на Моховой улице в Москве. Один из будущих создателей ракетно-космической техники академик Борис Черток, в то время школьник, стал свидетелем этой попытки:

«На доме ЦИК, где была приемная Калинина, был вывешен портрет Троцкого. С балкона четвертого этажа выступил Зиновьев. Неожиданно на балконе появились военные и начали длинными шестами срывать портрет Троцкого. Народ внизу неистовствовал. Нельзя было разобрать, кого здесь больше – сторонников или противников Троцкого. Из ворот МГУ с пением «Интернационала» вышла колонна университетских троцкистов. На улице началась потасовка, в которой трудно было разобрать, кто за кого».

В разгоне оппозиции участвовал оперативный состав ОГПУ и специально подобранные группы партработников и рабочих – им разъяснили, что троцкисты намерены захватить власть в стране.

Борис Черток пишет, что на следующий день в его седьмом «А» классе вчерашние события были главной темой обсуждения:

«Во время большой перемены с криком «Бей троцкистов!» мы ворвались в соседний седьмой «Б». Там были готовы к обороне. На доске был начертан лозунг «Огонь по кулаку, нэпману и бюрократу!». После легкой потасовки мы договорились проводить дискуссии более цивилизованным образом».

В окружении Сталина договорились об обратном… Три секретаря Цекамола один за другим лишились должности – за участие в «новой оппозиции», затем были арестованы и расстреляны. Это Яков Семенович Цейтлин, одновременно он был секретарем Северо-Западного бюро ЦК, Леонид Яковлевич Файвилович, курировавший орграспредотдел ЦК ВЛКСМ, и Владимир Васильевич Румянцев, по совместительству секретарь Ленинградского губкома.

Пленум ЦК ВЛКСМ в марте 1929 года постановил: «Провести чистку и проверку рядов ВЛКСМ с целью очищения комсомола от социально чуждых и разложившихся элементов».

Поддержка линии Сталина была необходимым условием продвижения по службе и обустройства личной жизни. Прежде всего нужно было получить паек – иначе чем кормить семью? Позаботиться о дровишках, чтобы «буржуйка» – единственная система отопления тех суровых лет – согревала бренное существование.

Естественно, комсомольским активистам, которых переводили в Москву, требовалось жилье в столице. Получали через ЦК партии, где выдавали такие записки:

«Российская Коммунистическая Партия /большевиков/. Центральный Комитет.

В центральный жилищный отдел

Управделами секретариата Ц.К. Р.К.П. /большевиков/ просит предоставить вне очереди ордер на комнату тов… с женой.

Управделами Ц.К.

Заведывающий Хозяйственным Отделом Секретариата Ц.К.».

Секретарская карьера гарантировала то, что оставалось недоступным для остальных. Из комсомольского аппарата стремились попасть в партийный. Вот стихи из сатирического журнала той эпохи:

Партбилетик, партбилетик,Оставайся с нами.Ты добудешь нам конфет,Чая с сухарями.Словно раки на мелиБез тебя мы будем.Без билета мы нули,А с билетом люди.

Легкая кавалерия атакует школу

Будущий министр здравоохранения СССР, академик и выдающийся хирург Борис Петровский запросто мог остаться без диплома. Его отец, окончив Дерптский университет, стал земским врачом. Сын решил пойти по стопам отца. Приехал в столицу поступать на медицинский факультет Московского университета. Но социальное происхождение – «из служащих» – лишало его шансов стать врачом.

Молодым людям, которые не могли похвастаться пролетарским происхождением, получить высшее образование было не просто. Представители «нетрудовых слоев», бывшие землевладельцы, судьи, прокуроры, земские и уездные начальники, купцы, священники, стали «лишенцами» – это забытое ныне слово относилось к тем, кого лишали важнейших прав. По конституции 1918 года они не имели избирательных прав, не получали продовольственные карточки, их не брали на государственную службу.

Страдали и их дети, которых не принимали в высшие учебные заведения. Они любым способом пытались получить комсомольский билет, чтобы избавиться от дискриминации.

Борису Петровскому посоветовали обратиться к жене Ленина и заместителю наркома просвещения Надежде Крупской, хотя она и была идеологом классового подхода к образованию. «Массы понимают, – писала Крупская, – что мало отнять у буржуазии