Суджин попыталась его остановить, но он всё равно переместился к её животу и скользнул ладонью её между ног.

— Не закрывайся, — сказал он, удерживая Суджин за колено, чтобы не дать ей снова свести ноги. — Тебе понравится. Я правда хорош в этом… И мне нравится всё, что я вижу. Безумно нравится, поверь… Тебе можно меня не стесняться.

Её тело сдавалось ему, уступало… Она по-настоящему его хотела.

Он приготовил для неё ванну и заставил лечь в воду. Суджин сказала, что от тепла действительно стало легче, но Хэвон не был уверен, что она говорит правду: вполне возможно, она сказала это просто из благодарности за его старания. А он действительно постарался: изучил стоявшие рядом баночки и флаконы и нашёл ароматическую пену для ванн, зажёг свечи…

Суджин лежала в ванной с закрытыми глазами. Она была скрыта пеной: выше пены оказывались только голова и острые коленки. Суджин почему-то очень часто и глубоко дышала.

Хэвон подошёл к ней сзади и опустил руки в лёгкие холмики пены там, где должны были быть плечи Суджин.

— Что-то не так? — спросил он, поглаживая напряжённые мышцы.

Суджин сглотнула, по плечам прошла дрожь.

— Слишком хорошо… — сказала она. — Так хорошо, что от этого даже плохо. Я никогда…

Она замолчала.

Хэвон прижался губами к её затылку.

Может быть, не в точности, но он понимал, что она чувствует. Из-за шторма они оказались внутри какой-то аномалии, и произошло то, что не должно было произойти. И, наверное, оно никогда уже не повторится.

Хэвон чуть подтолкнул Суджин вперёд:

— Подвинься немного…

Он перешагнул через бортик ванной и опустился в воду за спиной Суджин.

Немного воды, всколыхнувшись, выплеснулось на пол.

Суджин сидела перед Хэвоном странно напряжённая. Волосы, поднятые наверх, чтобы не намокнуть, обнажали стройную гибкую шею.

Хэвон откинулся назад, устроил голову на подушечке, а потом притянул Суджин к себе:

— Давай, ложись на меня. Расслабься…

Она позволила уложить себя. Её голова опустилась ему на грудь. Их тела соприкасались в воде под слоем пены, текли друг по другу. Хэвон касался кожи Суджин кончиками пальцев и чувствовал, как девушка постепенно расслабляется.

Воздух пах сладко и нежно. На баночке было написано «Ваниль и тёплый сахар».

— Я не жалею, — тихо произнесла Суджин.

Хэвон ничего не сказал. Он не знал, как на это ответить. Он не понимал, почему Суджин сделала это, и непонимание рождало внутри какую-то неуспокоенность, вроде лёгкого зуда.

— Почему? — спросил он.

— У меня не было отношений, по крайней мере, достаточно серьёзных, чтобы… Не было времени и сил. Понятно, что в случае с тобой это вообще никакие не отношения, но я подумала… — Суджин вздохнула. — Подумала, что не надо упускать этот шанс. Ты — как ожившая мечта. И я не имею в виду твои деньги, происхождение и, как я думаю, высокий пост… Я имею в виду тебя, Хэвон, тебя самого. И я подумала, что вряд ли мне ещё раз повезёт обратить на себя внимание такого человека, как ты. Если другие такие вообще существуют…

Хэвон рассмеялся.

— А мне просто хорошо с тобой, — сказал он, проводя рукой по её животу.

Глава 4

Хэвон проснулся от звонка телефона Суджин. Та выскочила из кровати, схватив телефон, и убежала в гостиную разговаривать. Хэвон через закрытую дверь не мог разобрать слов, но по интонациям понял, что звонила директор Ли. Он посмотрел на часы и выругался — не было даже пяти утра. Директор Ли не могла не понимать, что когда у неё была середина дня, в Штатах было раннее утро, практически ночь, и всё равно звонила. Хэвон подумал, что и сам пару раз звонил секретарю Лим по срочным вопросам, даже не подумав, сколько у неё было времени, но только в экстренных ситуациях…

Суджин вернулась.

— Что у неё случилось? — сонно спросил Хэвон. — Опять не та сумка?

— Надо купить подарок одному из директоров компании, с которой она работает.

— Прямо сейчас?

— Нет, в начале января. Госпожа Ли получила приглашение на день рождения.

— Почему она звонит сейчас?

— Сказать мне, пока не забыла…

— Выключи телефон.

За окном по-прежнему гудел ветер. Иногда порывы бывали такими сильными, что казалось, что-то огромное ударяется в стекло снаружи. Хэвон взял свой телефон и посмотрел прогноз. Судя по всему аэропорт сегодня не откроется: синоптики обещали улучшение погоды только к десяти-одиннадцати вечера.

Потом Хэвон лежал и слушал ветер, пока не заснул.

Когда в семь утра зазвонил будильник, Хэвон тоже первым же делом проверил прогноз: никаких улучшений. Уведомлений от авиакомпании не приходило, на сайте было написано, что вылеты по-прежнему откладываются.

Суджин в постели уже не было, да и в комнате тоже.

В районе обеда прогноз резко ухудшился. Если рано утром обещали, что шторм начнет стихать к ночи, то теперь говорили, что это произойдёт разве что к середине следующего дня, но скорее всего, даже позже.

Это было плохо.

За первую половину дня Хэвон кое-как разобрался с немцами: они обсудили часть вопросов онлайн и договорись о встрече на следующей неделе, — но теперь над ним нависла новая угроза. Так как ураган завис над северо-западными штатами и никуда не сдвигался, Хэвон мог не успеть на день рождения деда. Это было событие, которое нельзя было пропустить. Только нахождение при смерти могло стать оправданием отсутствия, и то вряд ли. Где бы ни были члены семьи, чем бы ни были заняты, они должны были приехать в поместье и выразить своё почтение главе семьи. В отличие от деловой встречи празднование нельзя было перенести, а о том, чтобы присутствовать онлайн не шло и речи. Это было бы воспринято как ужасное оскорбление. Несмотря на то, что в Сеуле было уже за полночь, Хэвон написал секретарю Лим, чтобы она искала другие способы добраться до Сеула: через Тихий океан, через южную Атлантику — как угодно! Ждать здесь и надеяться на то, что рейсы возобновятся, больше было нельзя.

Секретарь Лим ответила через два часа. Она написала, что всё организовала. Завтра ему нужно будет уехать из Бостона не позже двенадцати часов дня; машина за ним приедет. Сначала он доберётся на западное побережье, а оттуда вылетит в Корею рейсом через Тихий океан. Билеты были разобраны, и секретарь Лим с трудом сумела раздобыть один. Самолёт приземлялся в Инчхоне за два часа до начала празднования — совсем-совсем впритык, так что была опасность, что при малейшей задержке Хэвон опоздает на день рождения.

Секретарь Лим поинтересовалась, не стоит ли