– Не нравится мой голос.

– А что с ним не так?

– Он звучит так, будто я не верю в то, что пою, поэтому лучше мне не петь.

– Это правда, что поется в песне? – спросил мальчик.

– В какой песне?

– Которую они пели перед тем, как тебя крестили. Что однажды мы все окажемся на небесах у реки.

Она задумалась над ответом.

– Надеюсь, – сказала она.

Мальчишки, игравшие на поле, вдруг закричали и рассмеялись, и Сэнди сказал:

– Иногда я это себе так представляю, но когда я здесь, у его могилы, то я думаю о его теле, которое лежит под нами, в том ящике, и тогда мне в это не верится. Я уже не представляю этого, как бы ни старался. Но дома или в школе легче. Или в церкви, когда все вокруг поют. Просто закрываешь глаза и видишь. Но здесь, где его имя написано на камне, это больше кажется сказкой на ночь.

Аннабель перевела взгляд с сына на надгробие мужа, где в граните было высечено имя: «ТОМ ГАСКИН». Так неопровержимо. Она посмотрела мимо старших мальчиков с мячом, мимо низких холмов, усеянных выжженным кустарником, и вдруг ощутила, как тепло и надежда на спасение ее бессмертной души сходят на нет, словно последние отблески света – с наступлением ночи. «Все смывает», – подумала она и почувствовала, как на глаза навернулись теплые слезы.

Она прижала сына к себе и поцеловала его в макушку.

– Может, я тоже не всегда могу так это все представить, – сказала она, – но сегодня особый случай, и я вижу, как твой папа стоит на берегу той реки, точно как в песне. И он ждет нас. Он выбрал для нас всех хорошее место, чтобы прийти посидеть и устроить пикник. Только мы втроем. Он улыбается. И знаешь…

Она закрыла глаза, чтобы не заплакать, и в наступившей на мгновение тьме увидела реку, о которой говорила, и вода там выявилась непрозрачной. Она не сверкала в кристальном свете солнца, и ее мужа было не увидеть на ее опустошенных берегах. Река, по сути, была вялой лентой крови, и, чего Аннабель не могла рассказать ни пастору, ни Диего или Росендо, ни даже собственному сыну, было то, что она никогда по-настоящему не верила, что подобная река сможет спасти ее саму. Сегодня она окунулась в это обещание, чтобы дать сыну надежду, которая была ему так нужна, надежду на то, что в этой эфемерной жизни существует такое место, где мальчик снова увидит отца и болезнь не разлучает сыновей и отцов, и жен и мужей. Но на самом деле, она считала все это жестокой ложью и знала, что легко может утонуть в этой реке, но она не могла позволить ее водам себя увлечь.

Смыть.

– Знаешь, что он говорит? – закончила Аннабель.

– Что он говорит, мама?

Она вытерла щеки и улыбнулась.

– Он спрашивает, почему мы так долго?

Ко второй половине дня, когда Аннабель и Сэнди вернулись из церкви, Стиллуэлл расчистил уже половину бассейна и заполнил помойку. У края стоянки, где грязь сменялась травой, теперь возвышалось две груды металлолома. Аннабель повернула фургон на грунтовую дорогу к дому и увидела, как мужчина снимает свою футболку с сетчатого забора и надевает обратно на свою порозовевшую на солнце кожу. «А мускулы у него, как у мальчишки», – заметила она.

– Переоденься, прежде чем пойдешь играть, – наставила она Сэнди, когда они выбрались из машины. – И не лезь к этому мужчине. Слышишь меня?

Сэнди, в старой паре джинсов и выцветшей синей футболке, вышел в сарай за домом. Достал из кармана стебелек сельдерея и, разломив его пополам, сунул по кусочку каждому кролику. Затем достал обоих из клеток и уселся на прохладный грязный пол. Он позволил им скакать вокруг, пока сам рассказывал историю о техасском рейнджере, который носил в своей скатке ружье «Скофилд». Он рассказывал кроликам о том времени, когда рейнджер посмотрел вниз на разыскиваемого преступника, который стоял в тысяче ярдов от него, на дне ветреной долины, направив дуло пистолета на несчастную вдову и ее дочь. Он рассказывал кроликам о том, как «Скофилд» в руке рейнджера прогремел в тот солнечный день и как облачко дыма взметнулось над высоким хребтом, а преступник упал к пыльным сапогам вдовы.

Кролики носились кругами.

Сэнди схватил одного и поднес к шее, ощутив его мягкую шерстку.

– Помнишь ферму? – прошептал он ему на ухо. – То место, где ты родился? Папа возил меня туда. Мы ездили аж в Корсикану, мы с ним вдвоем. Он сказал мне, что знает, где продаются хорошие крольчата. Сказал, мы возьмем парочку и будем выставлять их на окружной ярмарке. Сказал, будем их разводить, и у нас появится своя кроличья ферма. Хотел бы такое? Хотел бы выиграть ленточку?

Сэнди посадил кроликов обратно и запер в клетках, после чего направился к бассейну.

Он открыл сетчатую калитку и медленно прошелся вдоль края, оглядывая груды мусора, которые собрал на бетонном дворике мужчина в ковбойской шляпе. Старый алюминиевый шезлонг с гнутой рамой. Пружина от матраца. Помятый металлический шкаф для документов. Сам ковбой находился на глубоком конце бассейна и отделял пустые банки из-под краски от тех, в которых еще что-то плескалось. Высохшая краска вокруг краев банок имела ярко-розовый цвет – куда ярче того выцветшего оттенка, который приобрел мотель со временем.

Сэнди взял из мусора свою старую игрушку – пластикового водителя-каскадера в комбинезоне с блестящими звездочками, чье лицо расплавилось на гриле, и он очутился в итоге на дне бассейна. Сэнди бросил игрушку в ржавый мелкоячеистый забор. У мелкого края бассейна подобрал несколько осколков глиняного горшка и побросал их, один за другим, на дно, где каждый разбивался о бетон.

– Не мешайся мне тут, – сказал ковбой с дальнего конца бассейна. На Сэнди он даже не смотрел.

– Вам нравятся кролики? – сказал Сэнди.

Ковбой снял свою черную шляпу и вытер пот со лба, после чего быстро надел шляпу обратно. И надвинул ее пониже.

– У меня есть два нидерландских карликовых кролика, которых мне подарил папа, когда был живой, чтобы я мог показать их на выставке. Она будет уже через несколько недель. Хотите посмотреть?

– Нет, спасибо, – ответил ковбой.

Сэнди посмотрел на тугие мышцы ковбоя, раскрасневшиеся, как клеймо, от кистей до рукавов футболки. И еще Сэнди увидел татуировку – странное, сморщенное животное, то ли собака, то ли волк. Издалека было не разобрать.

– Похоже, вы сильно обгорели на солнце, мистер.

– Похоже, тебе лучше оставить меня в покое.

Сэнди взял