городские и сельские ремесленники не подлежали государственному контролю, но из-за недостатка материалов они не могли работать в полную силу. Рабочих мобилизовали на фронт. Транспорт стал. Поставки сырья сокращались, взять его было неоткуда. Из статистических данных, которые показывают катастрофический упадок промышленности в тот период, наиболее, пожалуй, впечатляют цифры сокращения населения в крупных городах. За три послереволюционных года население Москвы сократилось на 44,5 %, Петрограда, города с самой высокой концентрацией промышленных предприятий, — на 57,5 %. Красная Армия забрала физически здоровых мужчин, массы людей перебирались в сельские местности, где по крайней мере все еще можно было приобрести продукты питания.

Не удавалось решить проблему распределения. Провозглашенная партийной программой задача планирования распределения благ в общегосударственном масштабе была лишь отдаленным идеалом. Принятый в апреле 1918 года декрет, по которому Наркомпрод был уполномочен приобретать товары широкого потребления, чтобы выдавать их в обмен на крестьянское зерно, оставался пустой буквой. Попытки установить нормы питания и твердые цены в городах рухнули из-за недостатка продовольствия и неумелого управления. Если торговля существовала, так лишь на «черном рынке». Многочисленные торговцы, которых окрестили мешочниками, разъезжали по всей стране с набором незатейливых потребительских товаров, обменивали их у крестьян на продовольствие, которое затем продавали в городе по вздутым ценам. Власти клеймили мешочников, угрожали им тюрьмой и расстрелом, но они продолжали преуспевать. Была сделана робкая попытка задействовать уже существующий механизм кооперативов, и над центральными кооперативными органами, не без некоторого трения, был установлен контроль. Поскольку деньги быстро падали в цене, вынашивались планы наладить натуральный обмен между городом и деревней, но товаров, в которых нуждались крестьяне, также остро не хватало. В критический год гражданской войны, когда существование советской власти, казалось, висело на волоске, а территория, которая даже чисто формально находилась под ее контролем, постоянно сокращалась из-за наступления белых армий, основные нужды Красной Армии, заводов и фабрик, работающих на фронт, и городского населения удовлетворялись грубым методом реквизиции, продиктованным и оправдываемым военной необходимостью. Главной задачей экономической политики было снабжение Красной Армии. Нуждам гражданского населения и больным местам тыла уделялось мало внимания. Повсеместно у крестьян изымали запасы зерна, и это привело к тому, что, как только угроза со стороны белых миновала, они взбунтовались против жестокостей военного коммунизма.

Военный коммунизм имел важнейшие последствия для организации труда. Очень скоро рухнули надежды на то, что принуждение будет применяться только к помещикам и буржуазии и труд рабочих будет регулироваться добровольной самодисциплиной. Рабочий контроль над производством, осуществляемый на каждой фабрике специально созданным фабричным комитетом, — тот самый контроль, который так насаждался в самом начале революции и который сыграл значительную роль в захвате власти, — вскоре превратился в рычаг анархии. В январе 1918 года, в атмосфере быстро сгущающегося кризиса, Ленин цитировал знаменитую фразу «кто не работает, тот пусть не ест» как «практическую заповедь социализма», а народный комиссар по труду говорил о саботаже и необходимости введения мер принуждения. У Ленина нашлись добрые слова и в адрес сдельщины и «тейлоризма» — излюбленной американцами системы повышения производительности труда. Позднее он поддержал кампанию за введение в промышленности принципа единоначалия, прямо противоположного идее рабочего контроля. На партийном съезде в марте 1918 года, который проголосовал за ратификацию Брест-Литовского договора, говорилось также о признании «безусловно необходимыми и неотложными самых беспощадных мер борьбы с хаосом, беспорядком и бездельем, самых решительных и драконовских мер поднятия дисциплины и самодисциплины рабочих и крестьян». Эти предложения, так же как и сам Брест-Литовский договор, вызвали резкое негодование левой оппозиции, лидерами которой были Бухарин и Радек.

Революция высветила двусмысленную роль профсоюзов в рабочем государстве. Отношения между Советами рабочих депутатов и профсоюзами, которые одинаково претендовали на то, что они представляют интересы рабочих, складывались в высшей степени противоречиво с первых дней революции, поскольку в самых крупных профсоюзах преобладали меньшевики. Когда в январе 1918 года собрался I Всероссийский съезд профсоюзов, большевики обеспечили себе на нем большинство голосов, хотя там было достаточно много меньшевиков и представителей других партий. Съезду не составляло труда призвать фабрично-заводские комитеты к порядку на основании того, что частные интересы небольшой группировки рабочих необходимо подчинить общим интересам всего пролетариата. Решение превратить эти комитеты в органы профсоюзов опротестовало только несколько делегатов-анархистов. И здесь уже вступил в действие принцип централизации власти, разрушенной революцией.

Вопрос об отношениях профсоюзов и государства вызвал гораздо более ожесточенные споры. Должны ли профсоюзы, подобно другим советским организациям, стать неотъемлемой частью аппарата рабочего государства? Или же они должны сохранить функции защиты интересов рабочего класса независимо от других органов рабочего государства? Меньшевики и некоторые большевики стояли за полную независимость профсоюзов от государства, аргументируя это тем, что, поскольку революция еще не переросла буржуазно-демократическую стадию, профсоюзы должны играть свою традиционную роль. Но Зиновьев, председательствующий на съезде, без труда обеспечил нужное большинство голосов официальной линии большевиков, согласно которой в процессе революции профсоюзы должны неизбежно превратиться в органы социалистического государства и в этом качестве «взять на себя основную нагрузку организации производства». Резкий спад производства и в целом кризисная ситуация жизненно требовали этого. Поднимать производительность труда, крепить трудовую дисциплину, регулировать зарплату и предотвращать забастовки — все это были обязанности, которые должны были взять на себя профсоюзы совместно с ВСНХ и другими государственными органами. Различия функций профсоюзов и Народного комиссариата по труду (Наркомтруда) стали чисто формальными, и с этого времени в основном профсоюзы стали выдвигать чиновников на крупные посты Наркомтруда.

Гражданская война воскресила и поддерживала энтузиазм, порожденный самой революцией, и поэтому в чрезвычайных условиях войны строгие дисциплинарные меры казались приемлемыми. В апреле 1919 года, в разгар гражданской войны, была введена всеобщая воинская повинность; и вскоре вошло в практику использование труда военных на самых необходимых работах. Примерно в то же время начали функционировать трудовые лагеря для нарушителей закона, приговоренных к этому виду наказания ВЧК или судами и обязанных выполнять работы по требованию советских организаций. В самых жестоких из этих лагерей, известных под названием концентрационных, содержались приговоренные к особо тяжелым работам за контрреволюционную деятельность во время войны. Но также стал делаться упор на добровольную самодисциплину. В мае 1919 года Ленин призвал трудящихся принять участие в так называемых коммунистических субботниках, когда несколько тысяч рабочих в Москве и Петрограде добровольно вызвались работать сверхурочно и без оплаты, чтобы ускорить отправку на фронт солдат и боеприпасов; через год снова прошел коммунистический субботник. Именно в это время появились ударники, которые быстро, с большой производительностью выполняли особо важную работу. Без сочетания жесткого принуждения и стихийного энтузиазма вряд ли была бы выиграна