– С ума сойти! – в один голос воскликнули мужчины.

– Ваня, я возьму это на себя, – вызвалась Дина.

– О, это здорово, а то я в таких вещах не разбираюсь, – обрадовался Иван Алексеевич.

– …Наташ, ну как она тебе? – спросил уже по дороге домой Глеб Витальевич.

– Честно? Не понравилась.

– Почему? – поразился Кузьмин.

– Она его не любит. Да и он ее тоже.

– А он вообще… На моей памяти никого никогда не любил по-настоящему.

– Да, такое случается, но если бы она его любила, все могло бы сладиться, и он к ней привязался бы, тоже ведь уже далеко не мальчик, живет бобылем… Но это не тот случай.

– А с чего ты взяла, что она его не любит? Мне так не показалось. Она так на него смотрит…

– Как на свое весьма благополучное будущее, и не более того, – сухо ответила Наташа.

– Наташка, ты ведь любишь Ваньку?

– Очень. Он чудесный человек.

– Вот! Ты просто подсознательно ревнуешь.

– Глеб, что за чушь! Я люблю Ивана как друга!

– А я и имел в виду дружескую ревность.

– Ладно, поживем – увидим. Вот приедут к нам на Новый год, тогда и поглядим. Как она с ребятами будет общаться. Леня очень тонко чувствует людей, и обожает Ивана.

– Да, а Аська будет с нами?

– Нет, Артур ее увозит в Австрию на лыжах кататься.

– Жаль.

– Мне тоже жаль, но я не могу ее не пустить. И она жаждет провести каникулы с папой. Он хороший отец.

– Да, и человек оказался приличный. Боже, как я его ненавидел, пока ты была его женой…

– Но я уже два года твоя жена.

– И я счастлив.

* * *

– Скажи, Яська, – как-то вечером спросила Варвара, – а почему у тебя нет детей?

– А у тебя? – ответила Яся вопросом на вопрос.

– А мы собирались. Славка говорил: вот встанем на ноги… Встали. И тут у него инфаркт… Ну, а у тебя?

– Понимаешь, мне нельзя.

– Почему?

– Потому что я урод!

– Что?

– Я выросла в ненормальной семье, я не знаю ничего про материнскую любовь… Я боюсь, что не смогу дать ребенку то, что ему необходимо…

– Что за бред! – закричала Варька. – Ты именно что была бы прекрасной матерью, все время помнила бы, как нельзя… А Вилли твой тоже не хотел детей?

– Я не знаю. Поначалу, когда мы только поженились, он много говорил о детях, о том, что сперва поживем еще для себя, а потом обязательно…

– А ты ему о своих идиотских сомнениях говорила?

– Пыталась, но он как-то отмахнулся, сказал, что это влияние русской литературы…

– Понятно.

– Вообще, если он был чем-то недоволен, во всем было виновато мое происхождение. А уж в последнее время особенно… Да ну, не хочу я о нем говорить.

– Но ты все-таки любила его?

– Не знаю. Мне казалось, что любила, но, возможно, просто хотела уехать подальше от матери… И вот, скажи, Варь, какого черта я к ней поперлась? Забыла, что нужна ей, как прошлогодний снег…

– Да ладно, наплюй! Сейчас у тебя все хорошо! А вообще, мы с тобой неправильно живем!

– То есть?

– Мы ж еще молодые, нам нужна любовь…

– А где ж ее взять?

– Искать надо!

– А где ее искать? Чай, не грибы. Вот у вас в издательстве есть мужики?

– До фига!

– Ну и?

– Нет, это не то. Знаешь, мы издаем одну писательницу, она сама уже старая, но всегда внушает нам, что свою судьбу можно встретить за любым углом, но к этой встрече надо быть готовыми.

– Это как?

– Ну, всегда быть в тонусе, не распускаться, выглядеть на все сто…

– Варька, ты это к чему?

– А давай запишемся в салон красоты? Приведем себя в божеский вид. Маникюрчик, то, се… Тем более у Милки наверняка будут всякие интересные гости.

– Мне нравится ход твоих мыслей, хватит уже вдоветь!

– Знаешь, я вспомнила, в прошлом году мы ездили в Лондон на книжную выставку. Нас там было довольно много, ну, естественно, мы постарались хорошо выглядеть, и вдруг к одной нашей девушке подошла англичанка, работавшая на выставке, и говорит:

– Ведь у вас в России, кажется, кризис?

– Да, и что?

– «А я вот смотрю, у вас все девушки такие ухоженные, причесанные, с хорошим маникюром…» По их представлениям, мы, очевидно, должны ходить грязные, нечесаные, вонючие? Скажи, ты вот жила в Европе?

– Да эта тетка просто дура, вот и все!

– Может быть… Ну что, записываемся в салон?

– Валяй! Будем красивые и неотразимые!

– И надо еще сшить новые платья! – воодушевилась Яся. – Ты же гениально шьешь!

– Да я уж и забыла, когда последний раз шила…

– А ты вспомни!

– И ты поедешь на Новый год в моем платье?

– А почему нет?

– Яська! Тащи стремянку!

– Зачем?

– На антресолях стоит еще мамин чемодан с отрезами.

Варькина мать была известной в Москве портнихой.

Чемодан оказался битком набит аккуратно завернутыми в пергаментную бумагу кусками тканей.

– С ума сойти, сколько! – ахнула Яся.

– Маме эти ткани привозила ее сестра, моя тетя Саша. Ее муж был дипломатом. К сожалению, они погибли в автокатастрофе под Парижем. А мама тряслась над этими отрезами и только самым любимым клиенткам их продавала. С ума сойти, даже панбархат…

– А что такое панбархат?

– Вот, видишь, на шифоне бархатные цветы или узоры…

– Ну, выглядит достаточно старомодно.

– Тем лучше, сойдет за винтаж! Вот, глянь, зеленый, тебе пойдет…

– Нет, я буду себя чувствовать дурой. Такие штуки надо уметь носить, а я не умею. Мне вот этот кусок нравится… Это что?

– Креп. Да, кстати, панбархат шить сложно, а гладить… Ну его к бесу. Пусть лежит, пока не войдет опять в моду.

Они долго и со страстью выбирали ткань, наконец остановились. Яся на бежевом крепе, а Варька на фиолетовом тяжелом шелке, потом они рылись в Интернете в поисках фасонов и выкроек…

– Как думаешь, будем шить длинные?

– Мне – нет, а ты как хочешь! Зачем шить платье на один раз? – горячилась Яся.

– Ну, подкоротить-то всегда можно!

– А зачем зря ткань переводить?