Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему тебе?
– Просит повлиять на тебя.
– Будь добра, передай ему, что ты на меня влияния не имеешь! С наступающим!
– Как ты смеешь мне хамить?
– Ты дала мне это право, выгнав меня на улицу. Матери так не поступают, а значит ты мне не мать.
И Яся отключила телефон. Ее трясло.
– Ну, Яська, ты даешь! Круто!
– Не могу! Я не могу слышать ее голос! Она явно собиралась еще прочесть мне нотацию…
– А чего она звонила-то?
– Вилли ей нажаловался. Господи, зачем я им? Они же меня не любят. И я их тоже.
– Слушай, Яська, а может… Может, она хотела перед Новым годом наоборот примириться с тобой, прощения попросить?
– Ага, щас! Слышала бы ты ее интонацию.
– Так может ей просто трудно было… Ну-ка перескажи дословно, что она сказала.
– Изволь.
Яся передала ей начало разговора.
– Да, на покаяние как-то не похоже. Ты расстроилась?
– Почему-то да… А впрочем, бог с ней! Поехали!
* * *
– Дина, какие у вас красивые серьги! – заметила Наташа.
– Это Ванечка мне подарил.
– О! У него отличный вкус!
Иван с трудом сдержал смех. Серьги выбрала Наташа.
За столом их было шестеро. Глеб с Наташей, два его сына, Юра и Леня, и Иван с Диной. Иван радовался, что народу немного и будет спокойно. Так и оказалось. Вкусно, уютно, весело. А Дина была разочарована. Чтобы у продюсеров телеканала не было в гостях каких-то знаменитостей, это же нонсенс. И ей ужасно не нравилась Наташа. Тоже мне, строит из себя простушку… И хотя явно не демонстрирует свою неприязнь, но я-то чувствую. Вот сука! Но я должна делать вид, что я в восторге. Ничего, я умею делать вид… Но в следующий раз я Новый год буду встречать по-другому. Ванька он простой… Я сумею с ним сладить, он еще с восторгом будет плясать под мою дудку.
И она с завидным рвением помогала Наташе по хозяйству, хотя в этом не было особой нужды, так как Юра и Леня тоже не сидели сложа руки.
Проводили Старый год, встретили Новый. Потом оделись и побежали на двор, поплясали возле елки, поиграли в снежки и около четырех стали разбредаться по комнатам. Иван был явно очень доволен. Дина легла и почти мгновенно уснула, она выпила много шампанского, настоящего Абрау-Дюрсо. А Ивану вдруг стало жарко. Он осторожно вышел на площадку и открыл дверь на балкон. Было свежо и прекрасно. Он вдохнул легкий морозный воздух… И вдруг увидел сверху, как на соседнем участке откуда-то, видимо из бани, выскочило несколько абсолютно голых женщин. Они кричали, купались в снегу, обтирались снегом… Его взгляд приковала одна… Рубенс! – подумал он. В ярком свете фонарей было видно, что у нее довольно длинные волосы, скорее всего рыжеватые… Он смотрел как завороженный.
– Ой, девочки, кто-то смотрит! – крикнула одна. Все завизжали и бросились прочь, а рубенсовская задержалась, помахала ему рукой и тоже скрылась.
Ивану показалось, что он сейчас сойдет с ума. Что именно эта женщина нужна ему, а ведь он даже не разглядел ее лица. Идиот, сказал он себе. Пьяный идиот. Он вернулся в комнату, где спала Дина. Практически его жена. Не сходи с ума, Ваня, сказал он себе, мало ли что спьяну померещится. А оденется эта баба, и ничего хорошего в ней не будет. Да, скорее всего! А Дина… она вполне хороша, хоть это и не Рубенс, а скорее… Модильяни.
На завтрак все собрались за столом около двенадцати. Иван вдруг спросил:
– Глеб, а кто ваши соседи?
– Слева я пока не знаю, а справа космонавт, фамилию не помню, но здесь постоянно живет семья его сына, он какой-то ученый. Я пока знаком только с его женой, муж приезжает поздно, детей возят в школу в Москву. Вполне славная женщина. Подробнее пока не знаю.
– Папа, а давай сходим к ним по-соседски, познакомимся, а? – предложил вдруг Леня.
– А что, отличная мысль! – обрадовался Кузьмин. – В Новый год это милое дело! Наташ, как ты смотришь?
– Хорошо смотрю! – улыбнулась Наташа. – У нас остался нетронутый торт.
– Что, все пойдем? – вмешался Иван.
– А почему бы и нет? Нас не так уж много!
– Нет, так не годится. Мало ли что там… Пусть пойдут папа и Наташа! – заметил Юра.
– Пожалуй, Юра прав, – кивнула Наташа. – Глеб, идем и позовем их к нам на печеную картошку!
– А если они противные? – предположила Дина.
– Да почему противные? Я уверен, что очень даже славные люди!
Глеб с Наташей ушли. Буквально через десять минут у Ивана зазвонил телефон. Глеб.
– Вань, бери всех и валите сюда! – очень веселым голосом закричал он. – Нас всех приглашают!
Иван обрадовался.
– Нас всех зовут к соседям! Пошли!
На соседнем участке возились в снегу дети, а на крыльце стояла женщина в накинутой на плечи дубленке.
– Гости дорогие, милости просим! – радушно улыбалась она. – Давайте знакомиться! Я Людмила!
– А я Иван! А это Дина, Юра и Леонид! Сыновья Глеба Витальича.
Почему он не сказал, что я его жена? – оскорбилась Дина, но промолчала.
В огромной комнате было полно народу. Все сидели за длиннющим столом.
– Вот, господа, прошу любить и жаловать! Это Иван Верещагин, мой старый друг и сопродюсер, а это его жена Дина. А эти парни мои сыновья…
Хозяин дома, мужчина лет пятидесяти с хорошим интеллигентным лицом, радостно приветствовал вновь прибывших и представил свою семью и гостей. Иван исподтишка разглядывал дам за столом, но давешней рубенсовской женщины не обнаружил. Ну и слава богу! Все выпили за знакомство, кто-то рассказал дурацкий, но вполне смешной анекдот, словом, было хорошо и весело. И вдруг хозяин дома спросил:
– Мила, а где же Яся?
– А и вправду! Куда она девалась?
– Она на кухне, – сказала девочка лет восьми.
– Иван Алексеевич, не в службу, а в дружбу, вы ближе всего к выходу, приведите сюда нашу Ясю.
Иван с готовностью вскочил. И направился в кухню. Ему вдруг стало страшно. Ее зовут Яся? Какое чудесное, ласковое, теплое имя… Дверь в кухню была полуоткрыта. Он толкнул ее. Да… это она! Она стояла спиной к нему и задумчиво глядела в окно. Она показалась ему вдруг такой одинокой и беззащитной…
– Простите, вы Яся?
Она резко обернулась.
– Да.
– Яся, вас просят к столу… Позвольте представиться, Иван Верещагин.
– Очень приятно, Ярослава.
Одетой она понравилась ему ничуть не меньше, хотя и не казалась такой по-рубенсовски роскошной. У нее было прелестное лицо – веснушчатое, доброе. Красавицей не назовешь, но отрывать взгляд от этого лица не хотелось.