От неожиданности я застыла на месте. Хорошо хоть шла окольными путями по дворам, поэтому вокруг не было спешащих прохожих, что могли бы случайно на меня наткнуться.

- Зачем?

- Сказал, что у него есть какой-то супер важный разговор. - Марк на мгновение оторвался от телефона и что-то крикнул вдаль. Его голос стал глуше, видимо, парень зажал динамик рукой, а потом он снова вернулся и поспешно пробасил: - Ты что-то говорила? Прости, я тут на занятии…

- Я не хочу, - просипела, перебивая его.

- Чего?

- Не хочу с ним встречаться.

Ермилин помолчал, раздумывая, а потом честно признался:

- Думаешь, я горю желанием? Ни капли. Не нравится мне это бизнесмен, на редкость мутный тип.

Я вдруг вспомнила про ярлыки, о которых мы разговаривали несколько дней назад, и едва не улыбнулась. Надо же, а ведь мы получается, и на Акимова повесили такой.

Марк откашлялся и резюмировал:

- В общем так: подходи завтра к спортцентру часиков в семь. Сможешь? Егор, кстати, сегодня говорил, что был бы очень рад тебя увидеть.

- Пусть... - я немного помялась, собираясь с мыслями: - Пусть он сам приходит в гости, он знает, что я всегда ему рада. Я не хочу встречаться с его отцом. А ты... ты можешь позвонить мне, если там будет что-то важное? Пожалуйста.

Не стала слушать ответ парня и быстро сбросила звонок. Сердце в панике билось и я, на всякий случай, сначала отключила звук на телефоне, а потом и выключила его вовсе.

Нет, еще одного выхода в свет на этой неделе я точно не переживу.

Около подъезда никого не было. Чтобы убедиться в этом окончательно, я осмотрелась еще раз, а потом села на лавочку в тени густых ветвей старой березы. Они очень удачно закрывали меня от детской площадки, а вся парковка напротив была забита машинами жильцов, из-за чего и с другой стороны двора меня тоже не было видно. Можно было несколько минут посидеть и успокоиться, прежде чем идти домой.

Это была скорее иллюзия одиночества, чем уединение, потому что со всех сторон до ушей долетали детский смех, чужие голоса, крики и весёлый хохот. Окна в доме были открыты, и я очень хорошо слышала: как где-то наверху спорят супруги, в чьей-то квартире лает пёс, в чьей-то работают телевизор и пылесос, а на первом этаже, тяжело переминаясь и грохая крышками, готовит обед внукам баба Надя. Вот так осторожно и незаметно прикасаться к чужим уютным жизням было даже забавно. Я знала, что слышу их всех, но никто из них не слышит и не видит меня, а значит я в безопасности.

Подниматься домой сразу не хотелось только потому, что я понятия не имела, что должна сказать отцу. И что делать дальше, я тоже не знала.

- О, Аська! - я вздрогнула, когда моё спокойное уединение нарушил знакомый пьяный голос.

Вскочила со скамейки, и только после этого облегченно выдохнула. Дядя Андрей, пошатываясь и криво улыбаясь, махал мне пустым цветастым пакетом.

- Чё эт ты тут сидишь? - поинтересовался он, наклоняясь и дрожащей рукой опираясь о низенький заборчик у тротуара. - Обычно носа на улицу не показываешь, а тут, сидишь. Батьку что ли ждешь?

- Он у вас? - я нервным движением прижала волосы к шраму.

Его не было видно, но этот жест давно вошел в привычку, когда я разговаривала с людьми.

- Со вчера его не видел, - дядя Андрей покачнулся и икнул: - Ты это, передай, что я его жду...

Я нахмурилась. Не видел? Дядя Андрей мне врёт, или папа правда не приходил к нему?

- Ты хоть помнишь, что у отца день рождение через месяц? - бывший папин сослуживец опасно накренился.

Не сумел удержаться и сел на землю. Там ему понравилось больше, видимо, земля так сильно не шаталась перед глазами, и он облегченно улыбнулся.

- Помню, - буркнула я, опуская взгляд.

- Эх, а раньше его День рождение всем отделом праздновали. Таким твой отец ментом был - сейчас уже таких во всей стране не найти! Все его уважали... - печально вздохнул он. - Вот если бы...

Что там "если бы" я дослушивать не стала. И без того знала, что скажет дядя Андрей, потому что сама ежедневно прокручивала это в голове. Развернулась и ушла в подъезд, оставляя мужчину в одиночестве. В след мне донеслось заунывное пение и сетование на грустную жизнь.

Я ненавидела себя за чувство вины, что глодало изнутри. Ненавидела, потому что в том, что папа продал планшет сейчас - я была не виновата, но все равно не могла разозлиться на него как следует, ведь в голове постоянно появлялось вот это чертово "если бы".

Дверь была открыта, и я обреченно прикрыла глаза. Зашла внутрь и сразу начала дышать ртом, чтобы не уловить удушливый запах перегара, которым пропитывалась наша квартира каждый раз после очередной папиной попойки. Но на этот раз такая предосторожность оказалась не нужной. Странно, если дверь открыта, значит, папа точно дома, но алкоголем даже не пахнет. А пахнет... Супом?

Поразительная надежда превратилась в горячую волну и обдала всё тело. Забыв обо всём на свете,  я скинула кроссовки и бегом бросилась на кухню. Папа в выцветшем мамином фартуке стоял у плиты и что-то помешивал в большой алюминиевой кастрюле. На разделочной доске на столе аккуратной стружкой была нарезана морковь, в раковине лежали несколько тарелок, а из заварочного чайника, который мы доставали только по праздникам, когда еще мама была жива, к потолку поднимался ароматный пар.

- Пап... - тихо позвала, не в силах поверить собственным глазам.

Мужчина вздрогнул и обернулся, а я вдруг поняла, что он выглядит совершенно иначе. Каким-то посвежевшим что ли? Одет отец был в пусть старые, но зато чистые спортивные штаны и футболку, волосы причесаны, а на лице будто стало чуть меньше морщинок. Наверное, это из-за неловкой улыбки, в которой растянулись его бледные губы.

- Аська! - радостно всплеснул руками он.

Несколько капель супа слетели с деревянной ложки и осели на серой плитке, но никто из нас не обратил на это внимания. Я молча стояла и смотрела на папу. Все сильнее обострялось ощущение нереальности происходящего.

- Ты чего застыла? - его язык все еще  заплетался, но совсем незаметно. Скорее всего, отец ни вчера, ни сегодня не выпил ни капли алкоголя: - Давай, руки мой. Уж почти готово. Я помню, ты любишь, чтобы морковка немного хрустела, так что вот, - он кивнул на разделочную доску, - только её добавить осталось.

После его слов меня словно лишили возможности соображать и говорить. Вся злость испарилась. Глаза защипало, а я широко улыбнулась. Папа смущенно почесал затылок, дерганным движением поднял доску и с помощью ножа сбросил с неё морковь в кипящий суп.

- Ась, - начал он, несмело поднимая глаза: - у меня тут это... подарок для тебя есть.

- Что? - прошептала одними губами.