и опять пошли. Задали вопрос: почему военные не поддержали? Лично к танкистам подходили и спрашивали: почему вы танком били, а снаряд практически выше 10 метров шел и где-то в полях там разрывался. А этот укреп они бы танком разнесли, и мы бы зашли легко. Нам ответили «Если мы выйдем чуть-чуть на метр — нас сожгут, мы не хотим этого делать, нас накажут за то, что мы сожжём этот самый танк». Но люди-то погибают. Какое-то непонятное было взаимодействие с этими военными, какой-то саботаж шёл по отношению к нам. Почему? Потому что те люди, которые нам должны были помогать, они практически не помогали на данном этапе.

Ночью мы перегруппировались, опять пошли. Сказали: всё будет, здорово и всё и остальное. Но военные опять нас не поддержали, танки не подошли. Наши АГС и АГС третьего взвода практически взламывали оборону противника, нужно отдать должное парням — они практически на глаз всё это наводили и косили пехоту противника. Артиллерия на тот момент работала у них очень хорошо. И дойдя до определённого момента разведвзвод начал контакт, второй взвод начал контакт. Артиллерия начала разматывать, и для того, чтобы немножко отвести, мы встали в полный рост. Это были Мора, я и Найба. Встали в полный рост и пошли на укропов, соответственно перевели огонь на себя. Мы прямо залегли, долго не могли двигаться. Ну нам просто повезло, если честно сказать, нам очень повезло, что укропы клали так, что нас не зацепили. Нас бы они размотали, это сто процентов, но нам просто повезло в этот момент.

Ребят и разведвзвод и второй взвод оттянули, эвакуировали. Ну мы опять заползли в лес. Многие вещи мы не знали, а руководство знало, что какие-то наши рации были потеряны и были у укропов. Было молчание в эфире, но потом мы уже понимали, с чем это связано. В принципе правильно все было сделано и вечером поступила команда домой идти. Мы поняли, мы отошли, на тот момент мы бы взяли 100 % этот укрепрайон, но не было поддержки военных, к сожалению. У нас были потери, у нас было много трёхсотых парней с разведвзвода, со второго взвода. Очень много было погибших парней, этого можно было избежать, если бы нас правильно поддержали и пошли танки. Мы практически в лесу могли всё это сделать. Мы видели всё это.

«Саботаж — одна из форм диверсии»

Дело в том, что было расстояние доставки до наших позиций. Были контролирующие военные, которые могли бы нам помочь подвезти. Но мы сами на руках, на ногах доносили. Вы знаете, какой-то саботаж был. Как говорил, Столыпин «Саботаж — одна из форм диверсии». Были нюансы, нас могли подгрузить, подвезти и всё. Но мы сами на руках и на ногах эти ящики носили. Воду, продовольствие.

Когда нас перебросили, было не так много техники. Это сейчас немножко расширились, подошла техника, а на тот момент мы входили в начальную фазу, многих вещей не было. Некоторые военные помогали, некоторые подбрасывали. За Попасную выходишь, там лесок был — танки стояли в одну линию, БМП стояли в одну линию. Они могли бы просто некоторыми залпами разносить все эти дома, где каждый дом парни по отдельности брали. Это бы помогло сохранить очень многие жизни. Парни умело действовали, некоторые первоходы учились у других.

Мы достойно штурманули этот городок, парни достойно себя повели при всех этих трудностях, при всех этих сложностях, конфликтах с некоторыми военными. Мы говорим: «Вы, блин, могли бы пушками, танкам помочь». Нам отвечают: «Приказа нет, если нас сожгут, то у нас это будут проблемы». При всех этих трудностях и сложностях парням ставилась задача и мы выполняли её. Просто выполняли эту задачу. И всё. Не было такого, что мы не пойдём. Все знали, для чего приехали. Вот в чём дело. Да понятно, что кто-то зарабатывает деньги, почему бы нет? За хорошую работу должны платить.

«Мы долго ходили мимо твоих зубов»

Многие парни, оставшиеся от разведвзвода, хорошо себя проявляли, потому что мы знали чётко, что мы делаем, как мы делаем. Улицы чистили и зачищали, дом за домом брали. Потихоньку, но брали. Были с нами первоходы, которые неплохо себя проявили. Я недолго в этом взводе был, потому что получил ранение в Попасной. Перекрёсток был, мы двигались с этой улицы, и с соседней парни гнали укропов. В этом доме практически не было никого мы сколько раз этот перекресток пересекали. Потом начал стрелок работать, мы не понимали, где и как. И, перебегая улицу, приземлившись на колено, мне прилетает пуля в одну щеку, размалывает все зубы, проходит через нос и выходит через другую щеку.

Я упал, рот открыл и практически все зубы у меня выпали, начал задыхаться, через нос кровь шла. Но парни подбежали, оттянули меня, я уже потом встал, заходил. Я даже не могу сказать, о чем я в тот момент думал. Просто была внутренняя злость. Я просто не первый раз ранение получаю. Опять госпиталь, опять лечись. Я очень боюсь врачей, если честно сказать. После Пальмиры мне ставили семнадцать капельниц сразу. Там потерял тридцать семь килограммов, все эти уколы, все эти процедуры… Ну, я боюсь врачей. Да я и уколов боюсь, вот в чем дело. Как и зубника. Мы же мужчины, как дети, только взрослые. Боимся врачей, что мама заругает и всё остальное. Вот в чём дело.

Мне там зубы вынесло, лицо разорвало. Парни этот дом окружили и просто его сожгли, не выпустили никого. Мы не понимали, откуда такая стрельба шла. По мне поняли и определили, парни наши забросали его. Из нашего взвода, третьего взвода, отделение Логиста, Будды, взвод Мора, они не допустили, а дальше уже пошло легче, легче, легче. Найба, парень с гранатомета разваливал некоторые здания как в тире, выскакивая на открытку. Он виртуозно владел этим гранатомётом. Замкомвзвода Двадцать третий, он сейчас на штабе.

Все парни в этот момент включились, все, которых я перечислил, они командовали. Я в этом взводе недолго побыл, потому что перебросили меня, прикомандировали к этому отряду. Я же летел с Мали с девятого отряда. За короткий период с этим взводом мы немножко прочистили улицы. Дальше мне лицо порвало, все зубы оставил. Потом парни говорят: «Мы долго ходили мимо твоих зубов». В Москве сделали, все зубы пластиковые поставили. Всё нормально, все