ребята нормально работали потому что понимают. Лезли, вытаскивали раненых. Меня оттянули. Я встал на ноги. Я понимал, что я стою, значит у меня всё целое. Единственное, что опечаливает, что опять в этот госпиталь. Понимаете, эти врачи — страшные люди.

О смерти я не думал. Из опыта этих ранений, понимаешь, что жить будешь. Сам себя сканируешь, что жизненно важные органы не задеты, но боялся, что потеряю много крови. Ребята подтащили, я встал на ноги и зашёл в дом. Хочу сказать большое спасибо врачу из 57-й бригады. Там парни подошли, нам помогали. Там человек сорок было, они достойно дрались. Они с Хабаровска, точно не могу сказать, дальневосточники. Они отлично дрались, их человек сорок было, по-моему, старшему двадцать семь лет. Они помогали нам. Ихний доктор меня там перевернул, осколок какой-то вытащил у меня с нёба, кровь больше пошла. Он мне оказал такую помощь, что я потом мог двигаться, ещё три км бежал до эвакуационной, там «мотолыга» подобрала меня, отвезла к врачам. Ну, злость была в том, что опять в госпиталь. После Пальмиры мне за двадцать четыре дня пять операций сделали.

Что заставляет возвращаться в такие условия?

Ответа нет на этот вопрос. Ну может чисто мужская работа, как наркотик. Каждый раз приезжаешь, думаешь «Зачем я сюда приехал? опять всё это?», но потом какое-то время проходит. Ты понимаешь нужность и важность своей работы. Приезжаешь домой, там люди все суетятся, туда-сюда. Как бы я не могу объяснить некоторых вещей.

Просто сидишь к концу отпуска и начинаешь по парням скучать. Ты начинаешь по некоторым вещам скучать. Ты начинаешь автоматически какие-то вещи собирать, мне надо тот броник, туда-сюда. Хотя себе говоришь: «Всё, я больше не поеду». Ты начинаешь к этому моменту собирать что-то, тебе позвонил один товарищ, другой товарищ. Там ты в этот момент нужен и важен, не просто друзьям, а стране и всем остальным. Ну раз я востребован, значит, я нужен и компании, и стране. Вот задача ставится и ее надо выполнять. Вот и всё. Учишься на ходу и у подчинённых, и у старших. Мне нравится учиться даже у подчинённых. Парни могут предложить такие идеи, хорошие варианты просто как творческие люди. Вот тут на войне все как художники. Если есть идея интересная, то надо так воплотить, чтобы быть победителем. И внутри дух должен быть тоже победителя. Хочется своих парней похвалить, у нас в разведке гениальные ребята. Разные характеры, но движет всеми то, что мы не стадо, мы стаей стали. Вот в чём дело. А стаей всегда хорошо рвать противника. Я считаю так, что стая может делать всё… И у меня взвод такой, что не стадо, а стая. Приходят молодые, со всеми обчесались и просто рвут на части. Вы видели, как стая нападает на бизона, на волка? Они со всех сторон его кружат, окружают туда-сюда, он всё, упал и морально подавлен.

* * *

Я с 2016 года в компании. У меня были перерывы какие-то, после ранения реабилитация. Нужно было восстанавливать руки. А до компании я был и в ЛНР и ДНР, многие парни проходили этот путь — начинали с ополчения. Многие парни, старые сотрудники компании, они тоже всё это проходили, набирались опыта в других странах. Обычная судьба, как и у всех сотрудников компании. Есть парни герои ого-го.

СОРОК ПРОТИВ ЧЕТЫРЕХСОТ

Задача была не из легких. Пришел командир, мы находились в лесополосе в 5 км от Луганского аэропорта, открыл перед нами карту, ткнул в нее пальцем и говорит:

— Знаете, что это?

— Да, это Луганский аэропорт.

— Так точно. Завтра с утра мы его берем.

А нас чуть больше 40 человек.

— Ну хорошо, а сколько укропов при этом?

— Зачем вам это знать?

— Не, ну ты скажи, на что мы идем.

— Ну, пацаны, там 400 человек по приблизительным данным.

А, как известно, штурм производится в пятикратном превосходстве штурмующих над обороняющимися. А тут было наоборот — нас меньше в десять раз! Единственное что спасало — артиллерийская поддержка у нас была: «Грады», минометы, прочая белиберда.

В общем, часа в три утра мы вышли на позиции. Пока мы спали, была произведена достаточно успешная артиллерийская подготовка. Хочу заметить сразу: у нас не было ни одного отказника. Другая группа, из ополченцев, в полном составе отказалась идти: они нас должны были поддерживать, их было порядка 100 человек.

— Мы все, у нас уже срок, мы тут целый месяц, их командир сказал. Мы уходим.

— Задача есть задача, сказал тогда наш командир. — Если она поставлена, значит мы ее выполним.

И вот, мы пошли в 40 человек, зная, что с очень большой вероятностью мы погибнем. Когда ехали на штурм, никто вообще не разговаривал — все были готовы умирать. Люди записывали на диктофоны, на телефоны предсмертные сообщения: слушайся маму, будь хорошим мальчиком, ты старший сын в семье, поэтому теперь ты за старшего. Ну и хранили их на груди, чтобы в случае смерти парни могли это отдать родственникам. Иллюзий не было: все понимали, что бой будет жутким.

Послеобеденный бой в подсолнухах

Девятый очень долго ломал голову как выполнить эту задачу. Но, на мой взгляд, он подобрал очень удачное время. Я очень долго это прокручивал, все эти годы: наиболее удачное время для атаки — это после обеда. Ни утро, ни вечер, ни ночь.

— Почему после обеда?

— Ну, в солдатской среде обед считается как бы святым делом — по расписанию, все люди пообедав, не ожидая атаки в это время и расслабляются. А Девятый дал указания нашим группам наблюдателям, чтобы они засекли этот момент. Укропы пообедали, сходили в столовую, разошлись по своим бункерам, легли играть в телефоны, в электронные книжечки, кто-то спать завалился. А ровно в 3 часа дня мы зашли на аэропорт. То есть мы вплотную, внаглую въехали практически на территорию аэропорта колонной, резко зашли.

Кому-то повезло. Хотя, даже не знаю, считать это везением или нет. Они пошли по большей открытке, чем мы. У нас от лесополосы до забора аэропорта было примерно метров 200–250, там шло основное количество народа. Это было подсолнуховое поле, с колючими подсолнухами, это было 29-е августа. С ужасно колючими. Если у тебя, ну, скажем так, голая поверхность тела, то просто с мясом выдирало. Вот. Плюс оно было заминировано. До забора — 250 метров.

— Каким образом