Филипп VI сумел воспользоваться своей победой, и не только во Фландрии. Пропаганда, мало-мальски умелая, использовала ситуацию, представив сражение при Касселе как «Божий суд». Ведь Филипп Валуа был наследником Филиппа Красивого, победителя при Монс-ан-Певеле. В глазах баронов, как, впрочем, и простых людей, победа добавила легитимности Валуа. Празднества по его возвращении были соразмерны ставке в игре.

Король Франции, трон под которым все еще был непрочным, не просто добился успеха во внутренней политике. Разгром повстанцев в Приморской Фландрии за один вечер окружил Филиппа VI ореолом славы короля-победителя, заставив призадуматься его английского кузена.

Однако же главная ценность этой победы заключалась совсем в другом: она дала куда более значительную и долговременную выгоду в отношении расклада политических сил. Встав во главе французских феодалов, Филипп VI Валуа, только что миропомазанный государь, вернул власть одному из своих крупных вассалов. Граф Фландрский, один из принцев, традиционно не доверявших суверену, обратился к нему за помощью. И не прогадал — король исполнил свою роль защитника.

Выступив защитником поруганной власти, он показал себя и защитником аристократического строя. Почти везде уже сорок лет простой народ в городах, а иногда и в деревне, то и дело приходил в волнение. После трех дождливых летних сезонов в 1315–1317 гг., последствий которых, казалось, устранить так и не удастся, непрестанно нарастали и экономические трудности. Короче говоря, те, кому надо было защищать свой социальный статус, экономическую независимость, право приказывать и судить, забеспокоились. И вот новый король за один день восстанавливает порядок и дает тем, кто особо ощущал угрозу, надежду на безопасное существование.

Тогда, в конце августа 1328 г., ситуация была совсем не похожа на последние месяцы правления Филиппа Красивого и практически все царствование Людовика X, когда в стольких провинциях знать разжигала смуту. Хартии нормандцам, шампанцам, пикардийцам[5]и многим другим были рассчитаны на то, чтобы успокоить феодалов, которых по-прежнему тревожило усиление монархической власти. Чтобы покончить с этими движениями, нужно было подтвердить привилегии и кутюмы, пообещать стабильность монеты, заверить, что налоги не будут превышать оговоренную сумму.

Ради мира Капетингу в свое время пришлось пойти на уступки своим баронам. Теперь перед лицом другой угрозы, более опасной для их власти, в глазах тех же баронов французский король предстал гарантом их прав. Для того, кто только что получил от них корону и чье право на нее все еще оставалось сомнительным, это уже имело немалую цену.

Конец династии Капетингов

Сын короля (Филиппа III), брат короля (Филиппа IV Красивого), дядя королей (Людовика X, Филиппа V, Карла IV, Эдуарда II), зять короля (Карла I Анжуйского), а потом зять императора (Балдуина де Куртене, императора Константинополя) — так иногда насмешливо называли Карла Валуа: сын, брат, дядя, зять королей, но сам не король. Карл Валуа прожил жизнь в окружении корон. Сам он мечтал о королевстве Арагон, где в 1285 г. едва успел перед бегством короноваться, миропомазанный кардиналом, надевшим на него за отсутствием короны свою красную шляпу. Он мечтал о короне Константинополя и о короне Священной Римской империи. Он был папским викарием в Италии. Он правил Флоренцией, царил в Королевском совете при своих племянниках, завоевал Гиень…

От всего этого старшему сыну Филиппу достались в наследство лишь графства Валуа, Анжу и Мен. После смерти Карла Валуа в 1325 г. корона Людовика Святого оставалась еще в руках Капетингов.

Однако в течение одного поколения династическое право уже претерпело много перемен. Еще в начале века ни у кого и в мыслях не было спрашивать, кто получит престол. Со времен Гуго Капета у королей Франции всегда рождались сыновья, что обеспечивало продолжение династии. В 1179 г. Людовик VII еще прибегнул к старому ритуалу назначения соправителя, короновав при своей жизни сына, Филиппа Августа. Через сорок лет Филипп Август уже счел, что к наследованию престола общество достаточно привыкло и не стоит беспокоиться о коронации будущего Людовика VIII. Он был уверен, что никто не оспорит у Людовика VIII право на престол.

От былого избрания остался лишь обрывок, скорей литургический ритуал, чем политический жест, — возгласы одобрения, которые издавали вельможи во время коронации. Вплоть до воцарения Людовика VIII одобрение королю провозглашали перед миропомазанием. На коронации Людовика Святого в 1226 г. это было сделано после миропомазания. То есть восхождение короля на престол уже не зависело от голоса баронов.

Однако в больших и малых фьефах нередки были случаи, когда владения, ввиду отсутствия наследника мужского пола, наследовали женщины. Так, в Аквитании одно время правила герцогиня — Алиенора, графини были у власти в Тулузе и Шампани, так же как во Фландрии и Артуа. Маго, графиня д'Артуа, заседала в самой палате пэров с 1302 г.

За границами Французского королевства женщины могли играть решающую роль в наследовании корон — английской, а также короны Латино-Иерусалимского королевства. Жанна Наваррская принесла своему супругу Филиппу Красивому власть над королевством Наваррой.

Мысль, что женщина займет французский престол, не содержала ничего такого, что могло бы глубоко шокировать баронов. Ни о каком салическом законе[6]никто знать не знал. Королем Франции оказывался мужчина потому, что сыновьям отдавалось предпочтение перед дочерьми, а у королей всегда был наследник престола мужского пола.

Филиппа Красивого в сорок пять лет еще не беспокоила проблема мужского наследования. У него было три сына, удачно женившихся, не считая дочери Изабеллы, королевы Англии благодаря браку с Эдуардом II.

Старший из сыновей, Людовик Сварливый, стал королем Наваррским после смерти матери. После смерти отца он должен был стать королем Франции и Наварры. Его жена Маргарита Бургундская родила ему дочь, но она была молода, и ничто не мешало надеяться на появление сыновей. Что касается младших, Филиппа Длинного и Карла Красивого, соответственно графа Пуатевинского и графа де ла Марша, то они взяли себе в жены двух дочерей Маго д'Артуа и графа Оттона Бургундского, Жанну и Бланку. Филипп Красивый имел все основания полагать, что наследование его престола обеспечено.

Но все рухнуло весной 1314 г., когда разразился скандал с невестками короля. Поскольку мужья оказывали принцессам мало внимания, те развлекались без них. Маргарита Бургундская взяла себе в любовники молодого рыцаря по имени Готье д'Онэ. Брат Готье, Филипп д'Онэ, в свою очередь стал любовником Бланки д'Артуа. Жанна д'Артуа не принимала участия в проделках сестры и невестки, но обо всем знала.

Известно, с какой жестокостью отреагировал на это король: братьев д'Онэ поспешно осудили, а потом казнили с изощренной жестокостью, Маргарита Бургундская насмерть замерзла в башне Шато-Гайяр, Бланка д'Артуа провела десять лет в тюрьме, прежде чем до конца дней отправиться в монастырь. Даже Жанну д'Артуа на время подвергли опале.