На склоне долины величественно возвышался Глиммеросен, хутор Сильи. Он представлял собой скопище разных построек. Это был самый большой хутор в округе. Семья из Глиммеросена потратила целую кучу монет на подготовку Сильи к Ритуалу. Девчонка только о нём и говорила. Платья, украшения, хвостовые кольца и духи. Новая повозка, покрытая блестящим синим лаком, с боковыми дверцами. Ничто не будет отдано на волю случая, если единственной дочери хозяев Глиммеросена предстоит стать взрослой и принять защиту Всевидящего от слепых.

Хирка почувствовала ком в горле. Как, наверное, прекрасно испытывать радость! Подумать только, а что, если бы она была такой же? Если бы она была такой, как Силья и все остальные? Тогда она тоже ждала бы церемонию и мечтала поехать в Маннфаллу, увидеть Эйсвальдр, обитель Всевидящего, этот город в городе, или легендарный зал Ритуала, услышать музыку, увидеть танцующих и членов Совета и…

Ример.

Зачем он вообще сюда вернулся? Илюме Ан-Эльдерин была матроной, матерью в Совете, одной из двенадцати. Она совершенно спокойно может передвигаться сама и постоянно это делает! Её со всех сторон окружают телохранители, как будто кто-то мог решиться напасть на неё. И даже если бы целая толпа грабителей с большой дороги совершила такую ошибку, Хирка поставила бы на победу Илюме.

Римеру не было нужды приезжать. Ему не надо было щеголять по округе со знаком Совета на груди, как будто Хирка не знала, что он принадлежит к совершенно другому миру, чем она. Как будто она не знала его имени.

В её памяти всплыл образ Римера. Он был одет как воин. Наверняка это последняя попытка покрасоваться перед тем, как навсегда облачиться в мантию. Все, кого отбирали во время Ритуала и брали на обучение в Эйсвальдр, носили студенческие мантии до тех пор, пока не выбирали себе место службы, или, как говорили, пока место не выбирало их. До тех пор, пока они не приносили Присягу. Из школ Совета выходили лучшие специалисты во всех областях, от воинов до летописцев. Но больше всего студенты мечтали о том, чтобы стать авгурами – глазами Всевидящего, обученными Его слову. Все члены Совета раньше были авгурами, а Ример был единственным внуком Илюме Ан-Эльдерин. Самой судьбой ему было уготовано место в Совете. Место, за которое многие согласились бы убить.

Хирка никогда не понимала и не поймёт почему. О Маннфалле или Эйсвальдре не сложено песен, благодаря которым туда хотелось бы съездить. А Силья может оставить себе все мечты об избрании в студенты. Знаться с членами Совета? Пить вино из хрусталя? Хирка фыркнула. Она с радостью отдала бы всё, чтобы не участвовать в отвратительном Ритуале.

Я не боюсь!

Что плохого может с ней случиться? Может, ничего. Может, она даже до Ритуала не дойдёт. Даже до Маннфаллы не доберётся. Может, её остановят у городских ворот и повесят, как чумную. Или же весь город увидит, что она не умеет сливаться с Потоком, и её забьют камнями. Отец всегда повторял: где имлинги, там опасность. Может, её протащат через весь город, привязав к лошадям, и она станет неузнаваемой. Или посадят в тюрьму. Или будут мучить и изучать как урода. Или сожгут!

Хирка услышала скрип внизу и вздрогнула. Сквозь листву она разглядела отца. Её настолько поглотили кошмары, что она не услышала его приближения. Скрип колёс его стула слился в её воображении со звоном мечей ревущей толпы. Она сделала вид, что не заметила отца. Если она встретится с ним взглядом, он победит, и они снова уедут. Не замечать его было искусством. Она может подождать. Здесь, наверху, она всего лишь лист на ветру.

Тишину нарушил мощный удар топора.

Ствол дерева затрясся, и Хирка чуть не свалилась. Она крепче прижалась к дереву и недоверчиво посмотрела вниз. Папа поднял топор, чтобы нанести ещё один удар. Он что, спятил?

Отец рубанул, и дерево снова затряслось. Верхняя часть тела отца обладала огромной силой. Он мог одновременно поднять Хирку и Силью, как будто они были щепками. Три ходячих имлинга не могли сравниться с ним по силе. После каких-то четырёх ударов ствол поддался. Как в Аллдьюпе. Неудачный день для деревьев.

Хирка вскочила на сук и замерла, приготовившись к прыжку. Какое-то время она покачалась вместе с деревом, а потом оно рухнуло. Она изо всех сил бросилась в сторону и покатилась по траве. Дерево со всеми десятью тысячами листьев рухнуло на землю у неё за спиной. Хирка быстро поднялась на ноги и выплюнула изо рта траву. Отец смотрел на неё без радости, но и без злости. Казалось, папа размышляет, хватит ли у него ума когда-нибудь понять её. Хирка сложила руки на груди и уставилась в другую сторону.

– Я и так собиралась домой.

– Пошли, – ответил отец. Он положил топор на колени и поехал по направлению к лачуге. – Я должен кое-что тебе рассказать.

Ему никак не удавалось заехать на своём стуле в дом. Хирка не стала помогать. Этим искусством она овладела. Колёса цеплялись за вздыбившуюся доску на пороге. Обычно она не создавала помех, но сейчас папины движения были слишком резкими. Он слишком сильно дёргался, слишком напрягался. В конце концов стул въехал в дом. Хирка проследовала за ним. Ей показалось, что комната уменьшилась в размерах и стала какой-то чужой. Тяжёлый воздух был наполнен дымом от тлеющего очага. После целого дня, проведённого на улице, к нему надо привыкнуть.

Хирка села и по старой привычке принялась сметать со стола высохшие листья и мусор от перемолотых трав. В помещении сладко пахло опой, но она ничего не сказала. По крайней мере, отец убрал видимые следы её употребления. Это растение было запрещено использовать всем, кто не состоит в гильдии лекарей Совета. Отец всегда торговал им из-под полы, а Хирка пассивно протестовала. Но опа была далеко не единственным опасным растением, с которым им приходилось иметь дело. И это ещё одна причина, по которой им много времени приходилось проводить на колёсах. Странствующий торговец и его дочь.

И сейчас он снова хочет пуститься в путь.

Может быть, он передумал? Он же срубил берёзу! Нельзя срубить дерево просто так, после этого что-то меняется.

Отец подкатился к столу и пододвинул Хирке плошку с рыбным супом. Суп был едва тёплым, но показался ей даром Всевидящего. Она жадно ела одной рукой, а другую, повреждённую, отец вытирал тряпочкой. Она не расскажет ему, что встретила Римера. Отец доступно объяснил ей, что мужчинам доверять нельзя, и она научилась держать рот на замке. А вот в отношении Ветле он был совершенно спокоен. Поэтому, если папа спросит, чем она занималась, она сможет рассказать ему о Ветле. Но он не спросил.

– Я нашёл тебя, – пробормотал он, не глядя на Хирку.

– Я и не пыталась прятаться, ты ошибаешься, – ответила она.

– Да я не об этом.

Отец намазал её ладонь бальзамом. Защипало. Он повернулся к ней спиной и поехал к очагу. Там, перед огнём, он и остался, окружённый сиянием пламени, как луна во время солнечного затмения.

– Я не родил тебя, я нашёл тебя. Это не так сложно понять, девочка.

От его слов Хирка почувствовала уколы по всему телу, как от укусов муравьёв. Это предвещало опасность, хотя она и не понимала, какую. Или не хотела понимать. Его голос казался далёким громом. От этой словесной непогоды негде искать убежища.