пальцев и укусы, рассыпанные по всему телу. Она не знает, в каждом ли из них был яд или только в самом болезненном из них, что подобно бутону цветка проступил на её шее алым пятном?

Рядом закопошились, заставив её прищуриться, и потянуться к клинку. Если она убьёт его, ей останется лишь избавиться от метки и тогда она вновь сможет… Не позволяют. Он мягко касается её затылка, а после приподнимает ту с постели, заключая в крепкие объятия. Если бы только они не решили открыть разлом…

Придётся уйти в другое место. Он помнит, в далёких владениях электро архонта есть пара мест, куда никто даже не додумается заглянуть. Кроме, пожалуй Люмин, но… Если она разогнала туман, если уже разгадала все загадки этого места, то… У неё нет никаких причин вернуться туда и помешать им. Да, он уведёт её именно туда, до тех пор пока он не уверен в том, что орден не сунется искать её там, в руинах старого замка. Там, откуда они все вышли, там, где в предсмертной агонии архонт природы проклял их, осквернив их жизненную силу, заставив их медленно терять рассудок.

Дайнслейф слишком хорошо помнит тот день, точно так же как и его милая звёздочка, упрямо упирающаяся руками в грудь, недовольно фыркающая и льющая тихие слёзы. Да, небо дало ей шанс, позволило вкусить чёртову жизнь без обязательств перед родиной и Ирмансулом. И теперь, поняв что сияющие звёзды лучше затхлых подземелий, она не желает возвращаться, не желает уходить от людей, живущих в счастливом неведении.

Вот только Каэнрия отобрала у неё право выбора в день, когда глубокий голубой значок затянули чернь и золото. И отобрано оно было безвозвратно. Без каких-либо намёков на возможность обрести его вновь. Он — отголоски крепких цепей, что руки её обвили, чей грохот приводил её в ужас в далёком детстве, и до того не особо радостном.

Под настоящими звёздами она почти забыла о них, прижимая руки к груди и подставляя лицо под ветер. Забыла и о пробирающем холоде в сырой темнице, особенно в момент наказания, когда туго натянутые цепи не позволяли отодвинуться от снежных хлопьев, что стелились на холодный пол. Забыла о том, что слёзы и мечты — непозволительная роскошь для таких как она. О том что, сквозь толстые стены никто не услышит её крика, кроме надзирателей, что с радостью напомнят ребёнку о том, что этого никто не разрешал.

Дайнслейф молча принимал это. Дайнслейф не собирался защищать её, если бы небеса не обрушились, забрав их всех. Она осознаёт это, пытаясь из крепкой хватки вырваться, лишь бы не чувствовать как мрачное прошлое руки к шее тянет, намереваясь стать удушающим настоящим и единственно-верным будущем. Она вздрагивает, замечая как темнеет круг за спиной хранителя, вскрикивает, когда тот делает шаг назад, увлечь её за собой, и прежде чем она успеет хоть что-то сказать, картинка перед глазами переменится. Она вздрогнет, понимая что совершенно не знает куда он привёл её.

Чужой взгляд спокоен. Дайн знает, в незнакомой обстановке она не решится убегать. По крайней мере, пока не осмотрится как следует, чтобы иметь запасные планы, в случае, если выбранный ею провалится. Быть может, она думает что сможет заручиться чьей-то поддержкой, но из живого, здесь лишь созданные их алхимией псины, да создания бездны, которых, как он понял по своим наблюдениям она искренне ненавидит.

— Здесь нет никого кроме нас, — тихо говорит он, целуя её в висок. — У тебя не получится ни с кем договориться, да и уйти отсюда можно лишь морем… Сомневаюсь, что твоего глаза и желания хватит для того чтобы добраться до другого острова…

Она стиснет зубы. Вот паршивец, всё предусмотрел. Неужели он действительно настолько одержим идеей стереть чёртову бездну, что готов испробовать все варианты, которые только сумеет найти? Она отходит от него на шаг, упираясь спиной в каменные глыбы. Дайнслейф лишь приближается, осторожно касаясь пальцами чужого живота.

Сопротивляться ему слишком тяжело. Запах въедается в глаза, почти лишая рассудка. Корсет оседает в умелых руках, прокаженная рука отодвигает полы рубашки, чуть оттягивают вниз пояс брюк, а потом кончики пальцев касаются её кожи, проводят пальцами чуть выше лобка. И она вскрикивает, чувствует, словно током ударило. И широко распахнув глаза, едва находит в себе силы на то, чтобы опустить голову и увидеть то, что она так боялась. Татуировка, контролирующая её ещё больше. Её волю сломает укус на шее, её тело подчинит татуировка.

— Почему ты так хочешь… — всхлипывает она, смотря на чернеющее витиеватое пятно, мелко подрагивает, касаясь своими пальцами краёв метки. — Отобрать у меня всё?

В ответ качают головой. Мягкое касание губ к виску. Всё кончено. Хранитель слизывает её слёзы, мягко обнимает за талию, прижимая к себе, по рукам растекается тепло. Ему так спокойно, что он позволяет себе тихо засмеяться, поглаживая ту по пояснице.

В бездне время течет гораздо медленнее. Он улыбается, облизывает губы, а потом мягко захватывает чужие губы, осторожно накрывая их. Она прекрасна, особенно сейчас, когда не понимает что происходит, когда не понимает почему тело не слушается, а мысли не собираются в единое целое.

— Я люблю тебя, звёздочка, ты ведь знаешь, так надо… — тихо говорит он, уложив руки на щёки девушки, а потом, заметив как недоумение на пару моментов угаснет в чужих глазах, а потом он усмехнётся, проведя по чужим бёдрам.

Она хочет возмутиться, но так хочется приластиться… И своему странному желанию она потакает, притянув того к себе. Кэйа глубоко вздыхает, позволяя поднять себя под коленями, заставив её обхватить за шею.

Сейчас он склонит её к близости, а после окончательно подчинит себе. Запрёт в удушающей тьме, и больше никогда их просторной тёмной клетки не выпустит. А потом, там, в бездне, спрячет от чужих глаз. И никогда более не выпустит обратно, к чёртовым звёздам и в объятия ветра.

* * *

Джинн забеспокоится слишком поздно. Пришлёт Рагнвиндру письмо, приглашение, зов о помощи, а потом всё-таки придёт, недовольно фыркая, пока та возится с дверью, чёртовы рыцари, совершенно некомпетентны. А потом Джинн зажимает нос, заставляя его нахмуриться. И через пару минут он поймёт, когда по носу ударит ядрёная смесь из мака и ноготков.

Что-то определённо не так. Он оглядывается, замечая смятую постель и пятно крови на простыни. Слабый привычный запах жалостливо бьётся сквозь тяжёлый запах. И кажется, он вздрагивает, понимая что… Её увели, и явно не по своей воле…

Джинн осторожно