— Откуда вы? — спросил Павел, поднимая глаза, отчего-то стесняясь смотреть на магнит-татуировку.

— Из Гонконга.

— Я хотел узнать, как вы появились здесь? Когда?

— Понял, — китаец кивнул. — Вы меня не заметили, когда вас привели. Я стоял слева, вместе с другими, а у вас левый глаз не открывался. — Мозг Павла переводил его "ю" именно как «вы». Интонации собеседников превращали панибратское «ты» в уважительное «вы». — Я стоял слева, совсем слева и наблюдал за вашей техникой. Я здесь давно. Скоро исполнится два года, как я здесь, в тюрьме. Местные меня уважают. Я им выгоден. Я редко сам вмешиваюсь в их дела. Но, если я вмешиваюсь, мне не отказывают. Боятся. Я просил оставить вас мне. Они не отказали.

— Зачем я вам? — Павел напрягся внутренне.

— Мне интересно. Впервые за два года. Я специалист циньна. Я видел многих бойцов. Но я не видел такой, как у вас, техники. Вы плохой боец. Малоумелый. Но вам показывали интересную технику. Сквозь вашу неумелость я это увидел. Мне стало интересно.

— Как вы сказали? Цуль... ци...

— Циньна. Китайское искусство болевых захватов. Боевое искусство боли и смерти. Искусство выворачивания костей, разделения мышц, перекрытия дыхания и вен, воздействия на точки жизни. А как называется ваша техника?

— Саваж. Вы правы — я никудышный саважист. Я знаю всего одно движение из саважа. Мальчишкой разучил. Я из Советского Союза. Я матрос с судна «Академик Келдыш». Мы с друзьями...

— Не нужно, — перебил китаец. — Мне неинтересно, откуда вы и как оказались в тюрьме. Расскажите, кто и как вас учил техникам боя. И про ваш стиль, пожалуйста, поподробнее.

— Можно я чуть попозже вам все расскажу? Все, что вас интересует.

Китаец кивнул, щелкнул пальцами. Вроде бы черные под солнцем тусовались сами по себе, не прислушиваясь к беседующим в тени белому и желтому, однако как только щелкнули, тихо щелкнули, пальцы узкоглазого, так сразу один из черных прибежал в тень, точно вышколенный халдей из другого кабака.

Китаец, не глядя на подбежавшего, бросил короткую фразу на местном наречии тоном императора, снизошедшего до приказа рабу, и раб убежал. Очевидно, выполнять приказание.

— Я понимаю, — сказал китаец, обращаясь в Павлу, — вы еще слишком плохо себя чувствуете, чтобы как следует удовлетворить мое любопытство. Я вас не тороплю. Скоро вам принесут еще воды и фруктов. — Китаец поднялся с циновки. — Отдыхайте. Не бойтесь, никто вас не тронет, — он собрался уходить.

— Постойте, а как вас зовут? Как мне к вам обращаться?

— Крыса. Зовите меня Крысой.

День Павел отлеживался. На ночь Крыса взял его в свою камеру. Кроме китайца и русского, в камере больше никто не ночевал, топчаны-нары пустовали, хотя в большинстве других камер зэкам приходилось спать на полу вповалку, как говорится, — и в тесноте, и в обиде.

На второй день Павел рассказал Крысе историю своего знакомства с боевой системой саваж. Китаец слушал внимательно, переспрашивал часто, просил русского показывать атакующие движения старофранцузских бродяг, пробовал повторять их, и, наконец, у Крысы все получилось. То есть — у него сразу получился идеально правильный наскок, но Мастер на то и Мастер, чтобы добиваться не просто идеальной, а мастерской правильности.

У Мастера получился наскок гораздо более сильный, быстрый и резкий, чем у того человека, который показывал Павлу это движение, и китаец наконец-то улыбнулся удовлетворенно. Улыбнулся как ребенок, получивший желанный подарок. Оживился, разговорился. Сказал, что особому статусу в островной африканской тюрьме всецело обязан искусству циньна. За что его упекли в тюрьму, Крыса не сказал, а Павел благоразумно не спросил. Всякий русский сызмальства знает — вопрос «за что» не подлежит обсуждению на тюремных нарах. Китаец красочно описал, как появился впервые в тюремном дворе и, подобно Павлу, ответил насилием на агрессию. Изувечил по меньшей мере дюжину блатных. Многие из изувеченных вскоре скончались, их выбросили на корм рыбам. К трупам охрана здесь относится как к параше, как к неизбежным отходам бытия, и за кровавые разборки здешних зэков не наказывают, скорее наоборот — охранников на втором ярусе-галерее развлекают зрелища разборок.

В истории наказаний имел место прецедент, когда в гуманном СССР построили спецзону для опущенных. И, оказавшись на той зоне, бывшие низы тюремной иерархии сразу же выстроили полное подобие той самой иерархической пирамиды, от которой их должна была спасать спецзона. Также и здесь — дюжину авторитетов Крыса поломал, обороняясь, и авторитетные места тут же заняли блатные мастью пожиже прежних. Блатные нувориши предпочли стерпеть присутствие желтого костолома, мстить ему не стали. Таким образом Крыса сделал первый шажок к особому статусу.

Второй семимильный шаг он сделал после того, как рядовые охранники поведали высоким чинам администрации о появлении в тюремной иерархии экзотического бойца-костолома, на которого, к немалому расстройству скучающих вертухаев, более никто не решается наезжать. Высокие чины коротали время на острове, в том числе и за просмотром фильмов по видео. А после успеха в середине 80-х кинофильма «Кровавый спорт» на видео и киноэкранах в ту пору вовсю эксплуатировалась тема смертельных боев на продажном ринге. И нет ничего оригинального в том, что тюремные администраторы решили организовать забаву, подобную киношной.

Поначалу спарринг-партнеров для китайца выбирали из вновь прибывавших арестантов. Отобранного «счастливчика» вели, минуя тюремный двор, в административный дворик, куда приводили и китайца. «Счастливчику» обещали послабление режима, если он убьет китайца, а некоторым легковерам так вообще сулили свободу. Крысе ничего не обещали и не сулили. Мудрый китаец калечил «счастливчиков» не сразу, устраивал шоу, но побеждал всегда, и вскоре на спарринг-партнеров Крысы перестали делать ставки даже самые глупые зрители. И тогда устроители боев стали рекрутировать соперников для искусного китайца из числа крутых отморозков в портовых притонах, которым не только сулили деньги, но и выдавали аванс. Заработал вполне серьезный тотализатор. Китаец сменил тактику — отборных бойцов убивал максимально быстро, в считанные секунды. Поглазеть на побоище, сделать ставки — на количество секунд, которое продержится соперник узкоглазого, — приплывали на остров представители местного бизнеса и политической элиты. А умный китаец выторговывал доппаек для себя и дополнительную хавку для зэков-авторитетов в качестве гонорара за выигранные бои.

— Я существую здесь настолько нормально, насколько это возможно здесь, — сказал Крыса и добавил: — Пока. — Китаец прикрыл глаза и помолчал. И еще добавил: — Пока у них еще остается надежда, что однажды найдется тот, кто меня одолеет, — он открыл щелочки глаз, внимательно поглядел на Павла. — Понимаешь?

Русский кивнул в ответ. Их общение, как и в первый раз, происходило в тени, которой чурались чернокожие заключенные. Только на сей раз циновка русского была тоже сложена вчетверо, так, чтобы на ней было удобно сидеть.