последствия от нашего разговора, вновь вернув привычное расположение духа, основательно сдобренное каким-то снадобьем, добавленным в чай.

Джей, уткнувшись лицом в стол, уже вовсю посапывал, видя десятый сон, оставив меня один на один с уважаемой Анной Павловной, у которой, похоже, на мой счёт имелись свои планы. Жаль только, что в их пользе для меня лично я почему-то сильно сомневалась. Хотя, поживём – увидим.

Старушка вертелась по кухне как ужаленная, выставляя на стол какие-то подсвечники с чёрными свечами, насыпая в чашку разных трав из мешочков. Основным же элементом, заинтересовавшим меня куда больше, чем всё остальное, был острый кинжал, который бабуля, задумчиво повертев в руках, положила рядом со свечами.

– Сгубить нас решили, – тряхнув тяжёлой головой, в которой с трудом ворочались мысли, хохотнула я. – Так и знала, что с вами не всё чисто.

– С дуба что ли рухнула, девка? – поморщилась Анна Павловна. – Если бы я хотела тебя погубить, то не стала бы защищать от этих вон, кривомордых, – махнув рукой в сторону картины, произнесла обиженно старушка. – Мне от тебя другое надобно.

– Кровь? – не унималась я, выстраивая предположения заплетающимся языком.

– Я ж не упырь какой, – повеселела старушка, наблюдая за моими попытками подняться из-за стола.

– А что, есть и упыри? – встать не получалось, поскольку ноги не держали совершенно, пришлось просто откинуться на спинку стула в надежде, что это поможет немного сбавить начавшееся головокружение.

– Ой, деточка, кого только в этом мире нет, – отмахнулась соседка, – а в других и подавно. Сюда ж лезли все кому не лень, обогащали, так сказать, местный генофонд. Пока границы не закрыли. Хотя, твой вон ухажёр всё равно прорвался. Опустошился, правда, знатно, но хотя бы живой.

– А опоили вы нас зачем?

– Понимаешь, деточка, я прожила на этом свете немало лет и порядком подустала, – присев рядом, она заглянула мне в глаза, вернее, я так подумала, поскольку образ Анны Павловны раздваивался, и понять, куда именно она смотрит, было не так-то просто. – Да только во мне сил накопилось столько, что уйти просто так я не могу. А для передачи нужен тот, кто эту самую силу сможет принять, не навредив себе. Вот как ты, например. Так что, Маргарита, примешь мой дар, мою силу? Скажи – да, и все проблемы разрешаться сами собой.

– Нет, – замотала головой, – мне и так живётся неплохо.

– Неплохо – это ещё не хорошо, – нахмурившись, проворчала она. – Но хочешь того или нет, а принять всё равно придётся. Что я, зря, что ли, столько лет ждала, когда ты вырастешь? Тем более, тебе же всё равно нужно узнать о родителях? Ты искала такую возможность всю жизнь. А для этого необходимо перебраться в родной мир, а чтобы туда перебраться, нужно найти ведьмовское место силы, а без моего дара ты сделать этого не сможешь. Прими, не вредничай. Золото и каменья заберёшь свои с собой, – старушка бахнула на стол рюкзак и развязала завязки, демонстрируя содержимое, переливающееся всеми цветами радуги, – будешь жить со своим красавчиком припеваючи и горя не знать. Только прими мой дар. Ну же…

Слишком активно она расписывала прелести принятия силы, слишком желала избавиться от неё. И это настораживало всё сильнее. Хотя, с другой стороны, о родителях разузнать действительно хотелось. Да и читать людей как раскрытые книги не помешало бы тоже.

«Возьми, возьми… – всё настойчивее нашёптывало в голове, подтачивая уверенность в том, что чужого добра мне не нужно, – прими дар, скажи – да».

Перед глазами расплывалось, а дремота подступала всё сильнее, размывая грань между явью и сном, затуманивая разум, заставляя делать то, что в здравом уме я бы не сделала никогда…

Резкий телефонный звонок, раздавшийся возле уха, заставил приоткрыть глаза. Борясь с подступающей тошнотой, я коснулась экрана, принимая вызов.

– Слушаю.

– Макарова, ты где? – требовательный голос начальника мгновенно развеял остатки сна. – Уже начало десятого, а тебя всё нет. Выговор захотела?

– Нет, – сглотнув, ответила я, пытаясь сообразить, почему в субботний день мне звонит этот трудоголик.

– Выходные, судя по голосу, стороной не прошли, – ехидная усмешка, прорвалась сквозь тишину эфира, – ладно, даю отгул, поскольку, зная тебя, понятно: случилось что-то действительно серьёзное и крайне значимое, если ты в таком состоянии с утра пораньше. Но завтра чтобы была как штык, бодрая и свежая, с подробным докладом о том, чем занималась в последние дни. А то я же лопну от любопытства…

В этом был весь наш начальник. Эдуарт Валерьевич, из-за отсутствия личной жизни, очень интересовался жизнью своих подчинённых. До встречи с ним я не думала, что есть мужчины, которые любят сплетни больше, чем старушки на лавочке у подъезда. Оказывается, есть. Но эта его особенность не делала Эдуарда менее требовательным к своим сотрудникам. Он уходил последним с работы сам и ожидал неукоснительного выполнения производственного плана от других. Так что пахать мне завтра до полуночи, чтобы этот самый план нагнать. Отгул показателем послабления в нашем деле не является.

Кстати, а что, собственно, случилось? Почему я не помню, как прошли выходные? И где вообще я нахожусь?

Взгляд бездумно перемещался по чьей-то кухне, пока не остановился на картине с искажёнными лицами.

– Анна Павловна, – воскликнула я, вскакивая на ноги, но тут же со стоном снова падая на стул, а из туманной дымки воспоминаний выныривали всё новые и новые подробности произошедшего в этой квартире.

– Не кричи, – раздался с соседнего стула хриплый мужской голос, принадлежавший, при детальном рассмотрении, весьма помятому Анджею, на лице которого запечатлелся узор от рельефной клеёнки, расстеленной на столе, – голова раскалывается.

– Пить меньше надо, – скривилась я, но тут же себя одёрнула, поскольку находилась в таком же состоянии, как и он, а может, и ещё худшем.

– Так я же только чай, – насупился мужчина.

– Вот именно, что чай, – проворчала, поморщившись от усиливающейся головной боли, ожидая появления хозяйки, но Анна Павловна своим присутствием нас радовать не торопилась. – Зашли в гости, называется. Надеюсь, ничего противозаконного мы здесь не натворили? И что, интересно, она добавила в чай? Отчего вместо воспоминаний в голове одна каша, приправленная головной болью?

– Последнее, что я помню, это разговор про временную ловушку, – подумав, выдал мужчина.

– Я помню немного больше, – потёрла переносицу, пытаясь придать ясности мыслям. – О сокровищах и счастливой жизни с каким-то красавчиком, но общая картина произошедшего от этого чётче не становится.

Не знаю, сколько бы мы так перебирали в памяти события прошлых дней и строили предположения, если бы в углу на шкафу с раздражением не ухнула белая сова, взявшаяся неизвестно откуда.