Александр Леонтьев:

Возможно, я уловил веяние времени, но это было записано задолго до выхода трибьюта и получилось случайно. Просто вдруг я захотел сделать их песню. Возможно, в очередной раз послушал «депешей», которые всегда производили на меня неизгладимое впечатление. Обычно это накатывает волнами: то не слушаешь, то подсаживаешься вновь. У Depeche Mode такая музыка – начинаешь слушать и не можешь остановиться. Очень созерцательная, правильная со всех сторон и красивая музыка. Почти все, кого я знаю, «депешей» любят. Причем среди них есть люди, которые слушают джаз, тяжеляк, панк, электронику. Depeche Mode – величина постоянная. Неудивительно, что мне захотелось сделать их песню в быстром металлическом темпе.

Александр Леонтьев:

Здесь даже не столько подражание «Королю и Шуту», сколько влияние Роберта Шекли. За что я всегда перед ним преклонялся – человек просто фонтанировал идеями. Он написал огромное количество рассказов, как правило, имеющих внезапную развязку. У человека было просто сотни оригинальных идей. Мне тоже захотелось сочинить что-то подобное. Герой сидит в психушке, и ему то ли мерещится, то ли он мечтает.

А оборот «вино из трав и морской волны» – это немного другое. Здесь на меня повлиял Михаил Шолохов, которого я уважаю за чудовищную силу слова. Писатель, у которого строки пахнут. Я же сельский, для меня это очень важно. Когда читаешь первую же главу «Поднятой целины», все уже понятно. Сочиняя про «вино из трав и морской волны», я хотел, чтобы люди ощутили пряный запах разнотравья в месте, где тебя ждет покой. Для меня таким местом являлся одесский курорт Куяльник, где я в детстве часто гостил.

Александр Леонтьев:

«Солдатскую печаль» я написал в поезде в уме, потому что не было под рукой бумажки. Тогда я как раз читал книгу Эфраима Севелы «Моня Цацкес – Знаменосец». Колеса стучали, я ехал из Москвы в Питер. Под этот ритм я придумал два куплета и припев, запомнил, прибежал домой, быстренько перенес на бумагу и сразу отправился с этим на репетицию. Сейчас мне ее пересушивать смешно – и звук плохой, и голос еще детский. При этом так еще сердечно поется…

Александр Леонтьев:

Как-то парадоксально получается: невезучий настолько, что даже когда ты хочешь покончить с собой, у тебя опять ничего не выходит. У меня пока не такое обширное творчество, но мне всегда было интересно смотреть на вещи под другим углом и с иной точки зрения.

Александр Леонтьев:

В «Кукрыниксах» было два тягача, а это в определенной мере расслабляет каждого. Я считаю, что мой уход пошел Лешке только на пользу, потому что он собрался и задал себе вопрос: «Тварь ли я дрожащая или композитор?» Вот он – пример селф мейд парня, который был одареннее тех, кто его окружал. Все-таки генетика есть генетика, и на это обижаться не надо. Каждому что-то дано, что-то не дано. Лешка был трудоголиком, но по первости много пил с гитаристом Гусевым, ибо «денег нет, и с бабами проблемы… потому что денег нет». Я не говорю, что стал причиной его творческого роста. Но, думаю, если бы я остался в группе, то толку было бы намного меньше.

Александр Щиголев:

У Михи был период, когда он хотел, чтобы «Король и Шут» был похож на жесткие группы типа Exploited, а у нас не было гитариста, который мог бы играть в таком стиле. Так что Реник как раз оказался идеальной кандидатурой для этого. Он придумал множество гитарных ходов и риффов, это было всегда интересно, а иногда оказывалось и первичным. Все это сыграло свою роль в нашей с ним дальнейшей дружбе. Мне кажется, надо быть идиотом, чтобы не дружить с хорошим музыкантом, когда совместно у вас получается отличный профессиональный продукт.