Из своей прежней экипировки я сохранил только шерстяной тельник, да еще армейские ботинки, подаренные мне ребятами на прощание.

Появившись в харчевне, я первым делом назвался - кто я и к кому. А навстречу мне поднялся паренек - невысокий, плотный, курчавый и черноволосый, который в одной краткой фразе сообщил мне, что я должен следовать за ним, а лошади на конюшне. Мне осталось только пожать плечами и подчиниться.

Всю дорогу – четыре с гаком часа - я пытался разговорить своего провожатого, но вытянул из него от силы слов шесть, и то по преимуществу односложных. Попутно, кстати, вспомнил, как ездят на лошадях - в шестнадцать лет я, помнится, чуть не всю Башкирию верхом пересек с геологической партией.

Но Грентвиг соизволил меня принять практически сразу по приезде. Он сидел в своей каморке в единственной двухэтажной башенке Берлоги – беспорядочного скопища деревянных строений, обнесенного частоколом. Спартанская обстановочка: крытая шкурами лавка, пара здоровенных железом окованных ларей, массивный стеллаж, забитый тяжелыми фолиантами… Сам Магистр восседал за грубо сколоченным столом, поигрывая маленьким кинжальчиком, насколько я понял, из серебра. Позже я узнал, что он необходим старому звероящеру, как мне табак.

- Итак, ты решился, - констатировал он после долгой паузы. - Похвально.

- Я ожидаю не похвал, Магистр. Я - ученик. Учи.

- Так ты говоришь, ведовством не занимался?

- Нет, Магистр.

- Хм-м... Вообще-то в тебе виден боец. Здоров, - он как бы заново оценивал мои параметры. Кстати, по здешним меркам я выгляжу довольно внушительно - в этом мире средний рост где-то на полголовы меньше моего.

- Не жалуюсь, Магистр.

- И не жалуйся, бесполезно... Нож метать умеешь? - неожиданно спросил он.

- Само собой, - я даже обиделся. Метание ножей - мой конек, и я до сих пор считал, что могу всадить в яблочко с десяти метров любой огрызок стали.

- В притолоку, надеюсь, попадешь? - вопрос был задан таким тоном, что я даже и отвечать не стал - вместо этого я отработанным за два месяца движением выхватил из-за голенища кинжал, круто обернулся и всадил его точно посередине притолоки. Не знаю, то ли старый звероящер меня раззадорил, то ли что еще, но клинок вошел в плотное дерево пальца, наверно, на три.

А Грентвиг словно того и ждал.

- Почему ты задерживаешь руку после броска? - быстро спросил он. Я пожал плечами:

- Привык так.

- Попробуй еще раз, только сейчас отдергивай руку сразу после того, как нож ее покинет.

Я снова пожал плечами, не без усилия высвободил клинок (для этого мне пришлось упереться ногой в косяк) и отошел на исходную позицию.

Когда я последовал рецепту Магистра, клинок пошел косо, слабо ткнулся острием, качнулся и звякнул об пол. Грентвиг наставительно воздел палец:

- Вот видишь!

- Ну так если я его левой рукой кину, он вообще не воткнуться может... Магистр.

Старый звероящер неожиданно хрюкнул и осклабился:

- Ну так пусть это будет твоим первым уроком... Меченосец. Весь фокус в том, что задерживая руку, ты тем самым вкладываешь в бросок ножа заложенную в тебе чародейскую Силу. Мои ученики обучаются у меня лет по десять, причем большая часть этого времени уходит на то, чтобы вытащить на поверхность их Силу. А у тебя она просто лежит сверху - бери и пользуйся. Остается научить тебя пользоваться ей сознательно, - после этих слов у него на роже появилось такое выражение, словно он и сам не понял, что сказал, так что он глубокомысленно заключил:

- Думай, - с чем и оставил меня в одиночестве.

Никуда не денешься - я принялся думать.

Ничего хорошего мне придумать так и не удалось. А Грентвиг, ящер старый, словно и забыл о моем существовании. Мне отвели порядком сыроватую келью с какими-то доисторическими шкурами на полу вместо постели и предоставили меня самому себе. В течение недели я слонялся бездельно по двору, ища, чем бы занять руки и голову. А потом Грентвиг заявил, что хватит прохлаждаться, пора браться за работу. Где-то с полмесяца он, забросив все дела, пытался слепить из меня Чародея. Каких только цветистых эпитетов я за это время не наслушался! Не помогло. Я, в принципе, понимал, про что он мне толкует, но чтобы извлечь из этого что-то, хотя бы отдаленно напоминающее практическую пользу...

Наконец Учитель плюнул на это бесполезное занятие, и в результате я еще месяц страдал от безделья, хватался за любую работу и ждал, что со дня на день меня выгонят. Но Грентвиг был настроен решительно, он объявил, что теперь-то он возьмется за меня всерьез и сделает из меня Чародея, даже если для этого придется меня убить. И тут же, не откладывая, приступил к осуществлению этой идеи. Выразилось это в том, что он изготовил едва ли не бочку какого-то мерзкого на вкус и вонючего пойла, которое мне пришлось глотать чуть ли не стаканами.

Не знаю уж, чего он туда намешал, но снадобье это оказалось, плюс ко всем своим прелестям, каким-то мощным наркотиком. Нет, от своей тени я после него не шарахался, крыс и шмыгающих собак не ловил, зато, например, чувствовал, что происходит за стенкой, определял на слух восход луны, и так далее. Чувствовал я родство со всем окружающим миром, видел пронизывающие его нити энергетических связей, пил из стихийных потоков Силы… Да еще, к тому же, наглотавшись этой дряни, я оказался не в состоянии воспринимать что-либо кроме чародейской науки. Как я понял, Грентвиг своим снадобьем довольно серьезно подстегнул мой обмен веществ, так что усваивал я все это с быстротой просто невероятной – словно не изучая, а вспоминая.

Самое сложное в искусстве Чародея - воспринимать себя как часть мира, как один из элементов большой картины. Звучит просто, а вот попробуйте-ка... К тому же Чародей постоянно живет как бы в четырех измерениях, и восприятие его от нормального человеческого отличается весьма существенно, и оно - восприятие - один из ключей к использованию Силы, умению придать ей какую-либо форму: огонь, удар... А когда поймешь, то оказывается, что Силу Чародейскую использовать примерно столь же просто, как и физическую – это как новый мускул у себя обнаружить… Только надо знать, откуда эта Сила идет и куда ее прикладывать. Мы, Чародеи, обычно используем для этой цели начерченный в воздухе знак.

За те полгода или чуть больше, что я глотал снадобье, я умудрился пройти шести-семилетний курс чародейской науки - убейте меня, если знаю, как. Просто возникало это во мне, как на фотобумаге в ванночке с проявителем. Я в подробностях изучил все виды местной нежити и нечисти, а так же способы ее изничтожения, а потом Грентвиг, старый звероящер, решил, что хватит с меня.

Глотая гадость, я матерился на все корки, а оставшись без нее, почувствовал себя, мягко говоря, нехорошо. Две с лишним недели меня так ломало и корежило, что я чуть не отдал душу грешную богу, или кто в этом мире вместо него. Когда я оказался в состоянии выползти на свет божий, меня шатало и разве что ветром не уносило, а уж видок был такой, что лошади шарахались. Меченосец, ха! Да я и ложку едва мог поднять... Грентвиг, старая сволочь, увидев меня, кажется, был очень удивлен, во всяком случае, он вскинул бровь и усмехнулся: