— Жена рожает! Везу в госпиталь! Помоги![9]

— Пристраивайся в хвост, вплотную, и постарайся не отстать.

Включаю все огни «новогодней елки», сирену, «крякалку» и громкоговоритель:

— Прохожу в середине! Прохожу в середине! Все в стороны! За мной машина!

Чуть вдавливаю педаль газа. В машине 5 тонн веса и 270 лошадиных сил. Зацеплю кого — не расхлебаю. Руль верчу левой рукой, в правой зажат микрофон. Через десять минут мы у въезда в больницу. Рубашку хоть выжимай. Жаль, не взял запасную. Во рту пересохло. В заднем отсеке машины-лаборатории есть вода, мыло и полотенце. Ополоснуть лицо, напиться воды — и опять на трассу.

Поговорите с любым полицейским какой бы то ни было страны, и он откроет вам важную истину: когда ты влезаешь в какую-то ситуацию, ты знаешь, с чего она началась, но не можешь предугадать, чем она кончится. И речь не о драке или стрельбе, хотя и это может случиться. Вот коллективный опыт, мой и моих коллег.

Полицейский останавливает машину за грубое нарушение правил движения. Первый вариант: женщина-водитель блокирует двери и окна и в истерике звонит мужу. Вариант второй: она протягивает права и страховой полис, а получив их обратно, звонит по «02» и заявляет, что, мол, дала полицейскому бумаги и в них была банкнота в 100 шекелей, а теперь ее нет! И, поверьте, вариантов много: обвиняют и в расизме, и в сексуальных домогательствах. Феминистки могут успокоиться. Водители-мужчины откалывают номера и покруче.

В первые годы службы я много и охотно выписывал штрафы за нарушение правил дорожного движения. Мозг подсознательно фиксирует: этот обогнал справа, тот пересек сплошную линию, третий не держит дистанцию, а у четвертого фары перегорели. К мелочам не цеплялся, но опасных водителей штрафовал. У полицейского из любого подразделения есть специальный блокнот, страницы которого строго пронумерованы и имеют штрихкод. Вы останавливаете водителя, представляетесь, объясняете, в чем нарушение, и выслушиваете в ответ, что:

вы не могли ничего видеть;

он ветеран и инвалид всех войн, начиная с Войны за независимость 1947 г.;

виноват не он, а тот, кто его подрезал;

у него папа/мама/зять/сосед — крупный полицейский чин;

светофор был не красный, а желтый.

Вы записываете в блокнот все данные водителя и машины, вежливо прощаетесь, выслушивая в спину пару-тройку пожеланий типа «Чтоб мой штраф пошел тебе на лекарства!». Тут главное — не повестись, не поддаться соблазну сказать: «Ты задержан за оскорбление полицейского при исполнении». Никогда и ничего никому не докажешь. А суд почти всегда на стороне гражданского лица.

Приезжаете в офис и внутренней почтой отсылаете бумагу в дорожную полицию. Если документ заполнен грамотно, его превращают в официальный рапорт и посылают клиенту, у которого две возможности: заплатить штраф или довести дело до суда. Большинство платит, хотя попадаются упорные и наглые.

Через несколько лет я перестал этим заниматься. Почему? Нет, не устал и не надоело. Просто я осознал, что зазевавшиеся женщины, задремавшие старики, молодые, неопытные водители, супружеские пары с притихшими от страха детьми — все они легкая добыча. А прежде чем остановить джип BMW с тонированными стеклами и тремя крупными парнями внутри, подумаешь десять раз. И я сказал себе: «Либо ты мужик и полицейский и тебе море по колено, что бы ни случилось, либо ты подсознательно фильтруешь водителей и машины. Если это так, то будь честен до конца, не останавливай никого».

Это очень тяжелое ощущение, ведь ты идеалист, «мусорщик», который служит, чтобы очистить страну от грязи. Но с этим приходится жить.

В разных странах, даже сопредельных, отношение граждан к полиции далеко не одинаковое. Так, во Франции и Италии оно скорее отрицательное. Полицейский — это всегда угроза. В Швейцарии и Германии — положительное, и человек в форме есть залог порядка и спокойствия. Отношения эти традиционные, давно сложившиеся, базирующиеся «на трех китах»: национальном характере, эффективности полиции и уровне ее коррумпированности. Согласно Международному индексу сил безопасности и полиции (World International Security and Police Index, WISPI), наилучшим образом дела обстоят в Сингапуре, Финляндии, Дании, Японии, Австралии и Новой Зеландии. Традиционно замыкают таблицу Пакистан, Уганда, Кения, Конго, Нигерия и Албания.

Однажды мне пришлось сопровождать в поездке по стране группу старших офицеров полиции Украины. В принципе, им всё нравилось, но несколько раз мои объяснения не сразу до них доходили. Зима, поздний вечер, дождь хлещет не переставая, вот уже четверть часа я безуспешно пытаюсь найти место для парковки вблизи ресторана, в котором нас ждут к ужину.

— Да вот же, есть одно! — указывает украинский полковник.

— Нельзя, тут красная разметка, парковка запрещена.

— Да ты чего?! Ты же на полицейской машине!

Утром следующего дня во дворе Главного штаба гости замечают с десяток площадок, помеченных понятным знаком «Для инвалидов». Происходит следующий диалог:

— А это что такое? Какие здесь инвалиды?

— Понимаете, если человек инвалид, но при этом прекрасный программист или химик, то почему бы ему не работать в полиции? Таких сотрудников немало, и эти места зарезервированы для них.

— Невероятно! Вернусь, расскажу своим — никто не поверит!

В израильском обществе к полиции относятся двояко: арабы-мусульмане (21 % населения) и бедуины (мусульмане-сунниты, 180 000 человек) — устойчиво негативно, евреи, друзы, черкесы и армяне — скорее позитивно. В 1990-е гг. и в начале 2000-х, когда в страну буквально хлынул поток иммигрантов из бывшего СССР, отношения между полицией и русскоговорящей общиной были достаточно напряженные. На сегодня, к счастью, это пройденный этап и множество «русских» с гордостью служат в полиции вместе с друзами, черкесами и выходцами из Эфиопии.

Есть ряд вопросов, над которыми, я уверен, эксперты ежедневно не задумываются. Является ли криминалистика наукой? И если да, то что делает ее таковой — использование сложного современного оборудования, электронных микроскопов например, или же методология? И можем ли мы считать ее точной наукой?

Это проблемы философского уровня, и прежде чем о них размышлять, давайте рассмотрим вещи более элементарные — какие разделы включает в себя современная криминалистика. Уже на этом этапе мы наткнемся на первый камень: нет единой общепринятой классификации, охватывающей весь спектр вопросов, которыми занимаются криминалисты. Кроме того, нас ждут трудности лингвистического характера. В английском языке русскому слову «криминалистика» соответствует термин forensic, и к нему может прибавляться название практически любой дисциплины. В русском языке чаще используют слово «судебная». Например: forensic toxicology — судебная токсикология, forensic engineering — судебная инженерия, forensic medicine — судебная медицина и т. д. По странной традиции англоязычное понятие forensic не включает в себя дактилоскопию. Чтобы не запутаться окончательно в хороводе терминов и определений, постараемся собрать объекты интереса криминалистики в группы. Сразу же оговорюсь, что деление это неидеальное, неполное и что единой общепринятой классификации не существует.