— Папа, ты где?

— Черт-те где! В Кловердейле!

— Это что, вестерн? Слышу характерные вопли.

— Вроде того. О жителях ранчо, к которым вторгаются инопланетяне.

— И что делают эти инопланетяне/

— Вселяются в коров, но выселиться не могут. Скотоводы замечают, что коровы резко поумнели, а когда растет цена на говядину, бесятся.

— Какой бюджет?

— Никакой.

— Зачем звонишь?

— Хочу, чтобы ты приехал на съемки.

Кловердейл отсюда в получасе езды, но поскольку он в долине реки Фрейзер, такое ощущение, что до него три часа. Кажется, Лос-Анджелес и то ближе. Да, я плохой сын и ехать не хочу.

— Папа, я купил на «еВау» несколько материнок восьмидесятых годов, мне их надо почистить.

— Итан, я влюбился. Тяжелая артиллерия.

— Вот оно что, — проговорил я.

— Ты как будто меня осуждаешь.

— Я просто удивляюсь. А как же мама?

— Приезжай, покажу, что сегодня сняли.

— Папа, ты статист в фильме об инопланетянах, которые вторгаются на ранчо. С какой радости тебе покажут отснятый материал?

— Сегодня мне наконец дали первую роль с репликами. Я решил, что будет уместно рассказать тебе и о других изменениях в моей жизни.

Я выдохнул весь воздух из легких.

— Ладно. Скажи, где ты.

— Я передам трубку Шэрон. Она наш водитель и вообще занимается транспортом.

Шэрон дала мне странные указания: два поворота влево, два поворота вправо — зеркальное отражение дороги к матери.

Я припарковался и нашел трейлеры. Открыл дверь, думая, что увижу отца в слюнявчике для грима и с бутылкой воды. А он целовался взасос с девушкой, очень похожей на Эллен Ковач, которая училась в моей школе на два класса младше.

— Папа?

Французский фарс какой-то: отпрыгнули друг от друга и начали приглаживать волосы и поправлять футболки, типа между ними ничего не было.

Не волнуйтесь, — сказал я, — никто никого не осуждает.

— Сынок, это Эллен.

— Привет, Эллен.

— Итан, ты со школы совсем не изменился!

— Вы вместе учились?

— А она тебе не говорила? Отец сказал:

— Мы влюблены. Странно, да?

— Знаешь, сегодня я видел кое-что постраннее. Отец пытался хоть как-то оправдаться.

— Эллен занимается выбором натуры. Умная девочка. Надо менять тему.

— И как съемки? Эллен ответила:

— Вообще-то не очень. Мы готовили сцену, которая происходит якобы в Нью-Мехико, что изобразить в Ванкувере невозможно, по крайней мере с нашим бюджетом. Поэтому мы полили все поле и овраг изоцианином цинка. Он дает хороший цвет ржавчины. Правда, в соседней речке лосось не будет водиться несколько лет.

— Разве она не талант? — спросил отец.

— Да, талантище. Эллен сказала:

— Мне нужно готовиться к завтрашнему дню. Будет долгая съемка. Над ранчо зависает главный корабль.

Отец сказал:

— Ничего, мы пока посмотрим, что отснято. — Он повернулся ко мне. — Пошли.

Голубки поцеловались на прощание, и я пошел за отцом в другой трейлер.

Мы выбрали самый плохой момент — просмотр запорченных кадров. В объективе застрял волосок, в микрофоне оборвался провод. При виде этого мужчины в костюмах обильно потели. Даже мне, непосвященному, было понятно: куча денег ушла на ветер. Отец спросил режиссера:

— Мэтт, ты не мог бы…

— Тебя вырезали, Джим.

— Что?

— Твоей роли больше нет.

— Папа, я думаю, нам лучше уехать.

По дороге к трейлеру массовки отец твердил: — Как же моя роль…

— Давай я отвезу тебя домой.

Я ехал и думал, нет ли какой-нибудь субъективной, неэйнштейновской теории времени, которая объясняла бы, как я ухитрился впихнуть столько странностей в один день. Стив, черепахи, мертвые байкеры, отцовские интрижки. По ощущению этот день был похож на два или три, сжатых в один. Интересно, у богатых людей, которые в день зарабатывают больше, чем я за весь месяц, восприятие времени тоже другое? Оно медленнее или быстрее, чем мое?

Наконец я нарушил молчание и спросил отца, какая у него была реплика.

— «Чертовы инопланетяне!» — злобно взревел он. — Ну как, я молодец?

— Папа, это я должен ждать твоей похвалы, а не наоборот.

— Мы уже все взрослые, и, между прочим, ты не один в машине. Так что будь добр, соблюдай правила.

— Но по той полосе никто не едет.

— Мысли масштабней, Итан. Твоя голова вечно заперта в маленьком шкафчике, как коробки с рождественскими украшениями посреди июля. Ты должен открыться новым идеям…

Я заметил, что отец вытворяет что-то странное со своей кроссовкой.

— Папа, ты натираешь кроссовку витамином Е?

— Ну и что?

— Зачем?

— Сохраняет упругость кожи.

— Что за бред! И вообще, откуда у тебя такая куча капсул с витамином Е?

— Нашел их в мусоре Фрейзеров.

Семья Фрейзеров живет через три дома от моих родителей.

— Что?!

— Я испытывал новый шагомер и заметил, что Фрейзеры выбросили отличную баночку витаминных капсул.

— Папа, я ушам своим не верю! Ты вытащил из чужой мусорки витамин, чтобы натирать себе кроссовки?

— Все какая-то польза.

— Польза пользой, но разве мамина плантация не приносит вам такой доход, что уже не надо красть витамины?

— Мы все откладываем.

— Почему?

— А вдруг ты или Грег окажетесь в другой стране и вам потребуется операция? От аппендицита можно разориться, особенно в Штатах.

— Папа, ну, я понимаю, если бы витамины крали дедушка или бабушка. Они жили во времена Второй мировой и Великой депрессии. Но ты?

— Ничего я не крал! Когда мусор вынесли, он принадлежит всем.

— Что бы со мной ни случилось, я бы никогда не крал витамины из соседской мусорки.

— Такие мы правильные, да?

— Да, папа, мы правильные. Напряженное молчание. Более напряженное молчание.

Я так не хотел говорить об Эллен, что молчание напряглось еще больше.

Я не выдержал.

— Ну и что еще хорошего они выбросили?

— Прекрасный зонтик! Черный, с ротанговой ручкой, и всего одна спица сломана.