– Я не хочу его отпускать. Я знаю, – упредила она ответную реплику Сэма. – Не нам это решать. Но сама мысль об этом разбивает мне сердце. Кое-что я знаю наверняка: они не дают ему столько любви, сколько даем мы. Поэтому у меня душа болит, когда я думаю, что мы должны отправить его обратно.

– Может быть, он сам захочет приехать следующим летом.

– Может быть. Но придется долго ждать. – Она вздохнула, затем повернулась на звук грузовика. – Кузнец едет. Пойду принесу лимонада.

* * *

Это был сын кузнеца, хулиганистый большеголовый мальчишка лет четырнадцати по имени Галл. В полуденной тени сарая он дал Купу на пробу первую и последнюю щепоть табака.

Куп выблевал свой завтрак, обед и все, что было в желудке, но и после этого, по экспертной оценке Галла, оставался зеленым как кузнечик. Заслышав странные звуки, Люси оставила работу на огороде и поспешила к задней части сарая. Там Куп, стоя на четвереньках, продолжал блевать, а рядом стоял Галл, почесывая голову под шляпой.

– Блин, Куп, ты еще не все?

– Что случилось? – требовательно спросила Люси. – Что ты сделал?

– Он просто хотел попробовать жвачку. Я ничего дурного не хотел, миссис Люси, мэм.

– Ты что, не знаешь, что парню его возраста лучше не давать табак?

– Блеванул чуток, с кем не бывает.

Когда все закончилось, Люси наклонилась к нему.

– Давай, мальчик, пойдем в дом и приведем тебя в порядок.

Бодро и деловито Люси затащила его внутрь. Слишком слабый, чтобы протестовать, Куп только застонал, когда бабушка раздела его до трусов. Она вымыла ему лицо, дала попить прохладной воды. Опустив жалюзи, она присела на край кровати и положила руку ему на лоб. Он открыл обеспокоенные глаза.

– Это было ужасно.

– Урок усвоен. – Она прикоснулась губами к его лбу. – С тобой все будет в порядке. Ты справишься.

«И не только сегодня», – подумала она. И немного посидела с ним, пока он отсыпался, приходя в себя после полученного урока.

* * *

Куп и Лил улеглись рядом на большой плоский камень у ручья.

– Она не кричала и не ругалась, ничего такого.

– И какой он на вкус? Наверное, такой же, как на запах, то есть – отвратный. И выглядит тоже отвратно.

– На вкус… как дерьмо, – решил он.

Она хмыкнула.

– Ты что, пробовал дерьмо на вкус?

– Я достаточно нанюхался его этим летом. Лошадиное дерьмо, свиное дерьмо, коровье дерьмо, куриное дерьмо…

Лил завыла от смеха.

– В Нью-Йорке тоже есть дерьмо.

– Там оно в основном от людей. Мне не приходится его разгребать.

Она перекатилась на бок, положив голову на руки, и изучала его лицо своими большими карими глазами.

– Я бы не хотела, чтобы ты уезжал отсюда. Это лучшее лето за всю мою жизнь.

– Я тоже. – Он чувствовал себя странно, зная, что это правда. Что его лучшим другом в это лучшее лето жизни стала девчонка.

– Наверное, ты мог бы остаться. Вдруг родители разрешат тебе жить здесь, если ты их попросишь?

– Не разрешат. – Он перевернулся на спину, наблюдая за кружащим ястребом. – Они позвонили вчера вечером и сказали, что приедут домой на следующей неделе, встретят меня в аэропорту и… Ну, они не приедут.

– А если бы встретили, что тогда?

– Не знаю.

– Ты хочешь к ним вернуться?

– Я не знаю. – Было ужасно – не знать. – Я бы хотел побывать там, а потом вернуться и еще пожить здесь. Я хочу тренировать Джонса, кататься на Дотти, играть в бейсбол и ловить рыбу. Но не меньше хочу вернуться в свою комнату, сходить в игровой зал и на игру «Янкис». – Он снова повернулся к ней. – Может быть, ты навестишь меня. Мы могли бы сходить на бейсбольный стадион.

– Не думаю, что они мне разрешат. – Ее глаза стали грустными, а нижняя губа задрожала. – Ты, наверное, никогда не вернешься.

– Вернусь.

– Клянешься?

– Клянусь. – Он вытянул мизинец для торжественной клятвы.

– Если я буду писать тебе, будешь отвечать?

– Буду.

– Каждый раз?

Он улыбнулся:

– Каждый раз.

– Значит, ты вернешься. И пума тоже. Мы увидели ее в первый же день, так что она теперь наш проводник. Она как… Я не могу вспомнить слово, но это что-то на удачу.

* * *

Он вспомнил, как Лил говорила о пуме все лето, показывала ему картинки в библиотечных книгах – и книгах, которые она купила на свои карманные деньги. Собственные рисунки с пумой она развесила в комнате, среди бейсбольных вымпелов.

В свою последнюю неделю на ферме Куп работал перочинным ножом и резцом, который ему разрешил взять дедушка. Он тепло попрощался с Дотти, Джонсом и другими лошадьми, не очень тепло – с курами. Упаковал свою одежду, сапоги и рабочие перчатки, которые купили ему дедушка с бабушкой. И свою любимую бейсбольную биту.

Как и во время той давней первой поездки на ферму Шансов, он сел на заднее сиденье и уставился в окно. Теперь все виделось иначе: огромное небо, темные холмы, которые поднимались скалистыми иглами и зубчатыми башнями, скрывая за собой леса, ручьи и каньоны.

Может быть, где-то там рыщет пума Лил.

Они свернули на дальнюю дорогу к угодьям Шансов, чтобы еще раз попрощаться.

Лил сидела на ступеньках, и он понял, что она высматривала их машину на дороге и ждала их. На ней были красные шорты и голубая футболка, а волосы она закрепила сзади своей любимой кепкой. Ее мать вышла на крыльцо, стоило им подъехать, и собаки выбежали из дома, лаяли и сталкивались друг с другом на бегу.

Лил встала, ее мать спустилась и положила руку ей на плечо. Джо обогнул дом, засунув рабочие перчатки в задний карман, и встал по другую руку от Лил.

Купер запечатлел эту картину в своей памяти. Мать, отец, дочь – три самых близких человека, сгрудившиеся кучкой перед старым домом; на заднем плане холмы, долины и небо; и пара желтых от пыли собак, радостно нарезающих во дворе сумасшедшие круги.

Куп прочистил горло, выходя из машины.

– Я пришел попрощаться.

Джо первым шагнул вперед и протянул руку. Он пожал ладонь Купа и, все еще держа ее, присел, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Приезжайте к нам еще, мистер Нью-Йорк.

– Обязательно. И я пришлю вам фотографию со стадиона «Янки», когда мы завоюем вымпел.

Джо рассмеялся:

– Мечтай, сынок.

– Береги себя. – Дженна развернула его кепку козырьком назад, чтобы наклониться и поцеловать его в лоб. – И будь счастлив. Не забывай нас.

– Не забуду. – Внезапно стушевавшись, он застенчиво обратился к Лил: – Я сделал для тебя кое-что.

– Правда? Что это?

Протянув коробку, он переминался с ноги на ногу, пока она снимала крышку.

– Это так… Не то чтобы очень хорошо вышло, – сказал он, когда она уставилась на маленькую пуму, которую он вырезал из гикори[6]. – Я не смог правильно изобразить морду и…

Он прервался, ошеломленный и смущенный, когда она обняла его.

– Она прекрасна! Я всегда буду хранить ее. Подожди! – Приплясывая, она бросилась в дом.

– Это хороший подарок, Купер. – Дженна внимательно посмотрела на него. – Пума теперь принадлежит ей, она получила ее благодаря тебе и никак иначе. Значит, часть тебя всегда теперь будет с ней.

Лил выскочила из