Мне потом много лет спустя расскажет мой муж (Васюша) — как он после политехнического института был направлен на тракторный завод в Харьков (не инженером! не мастером! — а — помощником мастера!), но с женой и маленьким сыном их даже в одну комнату не поселили в общежитии: только в разных — пришлось уехать. А потом он два года искал место инженера, но работал шофёром (даже уехал в село своего детства Писарёвку Фроловского района), потом устроился лаборантом в сельхозинституте — пока … военкомат не призвал его офицером в Минобороны (в политехе он закончил военную кафедру) и — судьба ему улыбнулась!!!

Садистские мечты заведующей детским садом, к счастью, не сбылись! Заведующий Кировским РОНО (когда я осмелилась всё-таки попасть к нему на прием в августе) оказался умным и интеллигентным человеком, но к тому времени мест в школах уже не было (сказал, что, если бы пришла раньше — без колебаний направил бы меня в английскую спецшколу). В итоге я попала воспитателем в группу продленного дня в 112 школу нашего Кировского района (с детишками третьеклассниками мы очаровательно подружились — после выполнения ими домашней работы я их водила на прогулки, иногда даже в песчаные карьеры, где они с упоением прыгали и домой, счастливые, возвращались все в песке — много лет спустя я осознала, как это было опасно — но все обошлось!), через полгода, хотя директор школы очень не хотела меня отпускать, ушла преподавателем английского языка в судостроительное училище (ПТУ № 19). Это было счастье! А еще через три года (в 1985 году) устроилась старшим лаборантом на кафедру иностранных языков в сельскохозяйственный институт и через два года была избрана в штат преподавателем на этой кафедре.

К этому времени меня уже серьезно увлекла психология (я сама искала новые горизонты для своих знаний — в литературоведении мне было уже тесно — к тому же мой вклад в эту науку я расценивала как вторичные знания уже существующих текстов, как интерпретацию чужих знаний, которые хороши для обсуждения за вечерним чаем (так думала я тогда!) — да простят меня литературоведы, чей труд я считаю очень высокого интеллектуального уровня — не зря Ницше всегда подчеркивал: «Мы — филологи» — не историки, не философы и не психологи!

И в том же 1987 году меня неожиданно пригласили (впервые в моей жизни) преподавателем психологии на кафедру педагогики (См. мое эссе «Моя психология») и — снова для меня начался новый отсчет времени. Готовясь к лекциям, я спала по 4 часа, прочитывая к каждой лекции не менее 50 источников (лекции были раз в 2 недели) и уже за два года я проштудировала больше тысячи книг (сейчас в моей библиотеке по психологии их более двух тысяч) и к экзаменам по кандидатскому минимуму по общей и педагогической психологии (туда еще добавили и возрастную — чего делать было неправильно — прихоть комиссии!) я была очень хорошо подготовлена. Не имея базового психологического образования (даже годичных курсов по психологии! — чем шокировала как-то одну такую «годичницу», как их называют) мои знания по психологии были очень глубокие (которыми я и удивила комиссию — сказали — поразила).

И начался для меня долгий период погружения в другие знания по теме моей диссертации — рефлексии. Он длился целых 15 лет. Я помню этот период — как бесконечное сидение в библиотеках — но я получала от этого истинное удовольствие. И истинное наслаждение получала я от покупки книг по психологии (и не только) в книжных магазинах (См. мое эссе «Мои прогулки по любимому городу»), а потом, конечно, от чтения их долгими ночами (мои ночные рефлексии).

Таким образом, до защиты диссертации было еще очень далеко (См. об этом — в отдельном эссе — «Моя диссертация»).

4. МИР НЕПРОФЕССИОНАЛОВ

Для меня знания — самый сладкий источник наслаждения (с этого я начала свою книгу). Но из всех источников знаний я предпочитаю книги. Являются ли книги — самыми информативными источниками знаний (помимо всех остальных — кино, театр, музыка, искусство, ТВ, интернет и другие) — да, так считает Джеймс Гибсон, потому что книги, по его мнению (и я с этим полностью согласна!) — это явные знания, а все остальное — неявные знания. Но почему приобретение знаний в процессе чтения не стало интеллектуальной потребностью для большинства людей (еще Ролан Барт в своих работах по семиотике сетовал: «Каждый второй француз ничего не читает: половина Франции лишена (сама себя лишает) возможности получить удовольствие от текста»). Но, по мнению Карла Юнга, проблема в том, что интеллектуальная деятельность сама по себе очень энергозатратна, а значит — утомительна. Но ведь для некоторых (правда, очень немногих) людей — она протекает как наслаждение! То есть это все-таки вопрос интеллекта, его глубины и его жажды поиска новых знаний! Эта проблема тесно переплетается с другой — почему вообще почти никто ничего не хочет знать и почему так мало профессионалов.

С этой проблемой в своей жизни я столкнулась очень рано (не в детском садике, конечно, но уже в школе). Поделюсь несколькими примерами.

На уроке английского языка в 6 классе при изучении Джека Лондона на вопрос одного мальчика, как по-английски будет «Белый клык» учительница потупилась — и вместо того, чтобы сказать «White Fang» сказала «White Tooth» (так клык стал просто зубом). Я слово «клык» по-английски уже знала, но смущать учительницу не стала — промолчала. Дальше больше: выписывая своей красивой рукой на доске текст, слово «strive» перепутала с несуществующим в английском языке словом «strave». Я снова ничего не сказала, но, когда отвечала у доски с выученным текстом, ошибку повторять не стала, а сказала правильно, однако она меня поправила (на неправильное слово), но я спокойно повторила правильно. На следующем уроке она при всех признала свою ошибку.

Вообще, наши уроки английского часто проходили очень своеобразно: учительница (кстати, выпускница ЛГУ!) приносила в класс романы и повести английских писателей на русском языке и кто-то из учеников (не она!) их читал перед классом — как правило, читала я, поэтому хорошо запомнила!

Учительница русского языка не читала современную зарубежную литературу и была не в курсе новых романов (но мне почему-то до сих пор стыдно, что я ее о них спросила один раз, невольно поставив ее в неудобное положение — правда, спросила не в присутствии других школьников, а когда мы после занятий как-то в зимний вечер шли домой (нам было по