– Снег идет, – сказал мальчик, блестя глазами. – Как ночью пошел, так и не прекращается.

На посту никого не было – вот ведь бардак, и он прошел в сестринскую, стараясь не привлекать внимание дежурного врача, сменившего поутру доктора Шмакову. Объясняться, что он тут делает в выходной день, Радецкому было не с руки.

Из сестринской доносился веселый смех и звяканье чашек – там пили чай, совершенно не заботясь о том, что правилами внутреннего распорядка заведено, чтобы кто-то из дежурных сестер обязательно был на посту. Вдруг кому-то из больных что-то понадобится или, не дай бог, конечно, станет хуже! Главный врач снова начал злиться, потому что разгильдяйство и вытекающий из него бардак были совершенно неистребимы, как ни старайся. Он мрачно подумал, что в понедельник его подчиненных ждет разнос.

Толкнув дверь, Радецкий шагнул в сестринскую. Медсестры, все три, включая Екатерину Рыкованову, как по команде, повернулись в его сторону и замерли при виде главврача, застукавшего их за распиванием чая с тортиком. А что такого, суббота!

– Марина Николаевна, Ксения Александровна, выйдите, пожалуйста, – ровным голосом попросил Радецкий. – И вернитесь на пост.

Его ровный негромкий голос не предвещал ничего хорошего. Это подчиненные знали так же точно, как то, что за окошком зима. Марина, та, что постарше, ойкнула, со стуком поставила чашку на стол, так что немного горячего чая выплеснулось ей на колени, снова ойкнула, теперь уже от боли, вскочила и прошмыгнула за дверь. Рыжеватая, немного неповоротливая Ксюша, только в этом году окончившая медучилище, чуть замешкалась, но тоже вышла. В комнате остались только Радецкий и Рыкованова, смотревшая не испуганно, а скорее затравленно, но с вызовом.

– Перчатки надо надевать, – сказал Радецкий негромко.

Она растерянно уставилась на него.

– Что?

– Когда вытаскиваешь вилку зарядного устройства для аккумуляторов из розетки, нужно надевать перчатки, – любезно пояснил он. – Вы, Катя, слышали когда-нибудь про отпечатки пальцев?

Он блефовал, потому что никаких отпечатков никто не снимал и даже не собирался, да и уверенности, что она орудовала без перчаток, у него не было. Не совсем же дура, в самом-то деле. На лице медсестры отразилось все испытываемое ею внутреннее смятение. Радецкий и рад бы был почувствовать злорадство, но его не было. Только бесконечная брезгливость.

– Я не могла оставить никакие отпечатки, – выпалила Рыкованова и тут же прикусила язык, понимая, какую оплошность совершила. У Радецкого же, казалось, открылся третий глаз – он увидел, как все происходило на самом деле.

– Вы были без перчаток, но протирали вилку? Чем, полами своей куртки? Или салфетку прихватили? Только штепсель тугой, так что за розетку вы тоже держались. Левой рукой. Ее же вы не протерли, Катя?

Она дернулась, чтобы куда-то бежать – протирать розетку, наверное. Радецкий усмехнулся – он верно все рассчитал.

– Впрочем, дело даже не в розетке. Мальчик вас видел.

Он снова блефовал, но согласившийся сыграть в детектива Сева подтвердит, если понадобится ее дожать. Впрочем, Рыкованова сдалась без боя.

– Когда я несла снеговика? Вот ведь крысеныш! Но это ничего не доказывает. Снеговику из грязного снега нечего делать в холодильнике, стоящем в гематологическом отделении. И вы должны лучше меня это знать. Вы ведь главный врач. Пока.

– Я и останусь главным врачом. – Радецкий мило улыбнулся, как крокодил, решавший, сожрать выбранную жертву целиком или выплюнуть тапочки. – Как бы Олегу Павловичу ни хотелось, чтобы было иначе. – Она изменилась в лице. – Мальчик вас видел, когда вы отключали устройство. Он просто не понял, что именно вы делаете, но его показаний будет вполне достаточно.

– Для чего?

– Для возбуждения уголовного дела. Вы же этого добивались, да? Вы, Тихомиров и ваш блогер. Только дело будет возбуждено не против меня или моей жены, а против вас, Катя. Умышленную порчу чужого имущества можно впаять точно. Не говоря уже об оставлении пациентов в заведомой опасности. Как вам вообще могло прийти в голову испортить аппарат перед процедурой Севы Васильева! Вы не понимали ее важности и того, что препарат уникален? Ладно Тихомиров, он мерзавец. Но вы же – медицинский работник, Катя! Неужели ради мести можно пожертвовать жизнью или здоровьем чужого ребенка?

– Вы не думали о дочке Олега, когда его увольняли, – выпалила Рыкованова.

– О дочке должен думать сам Олег. Он не очень-то заботился о последствиях, когда ввязывался в сомнительные аферы. В этот раз я его не отпущу так легко, как в прошлый. Он вряд ли сядет, конечно. Срок грозит только вам, но от ошметков его репутации совсем ничего не останется.

– Срок? Мне?

Ее злобное и глуповатое лицо стало совсем растерянным.

– Ну вы же испортили два дорогостоящих аппарата и чуть не сорвали жизненно важную процедуру. Не Тихомиров!

– Он меня заставил! – воскликнула она.

– Пытками? – осведомился Радецкий.

Ему вдруг стало ужасно скучно. Он даже не думал, что женщина так легко сдастся. И его врага сдаст тоже. Хотя негодяи и подонки остаются такими же, даже в отношении близких. Фу, пакость какая!

Рыкованова вдруг зарыдала, некрасиво, навзрыд. Радецкому всегда было неприятно смотреть на плачущих женщин, словно в слезах крылось что-то непристойное.

– Владимир Николаевич, что же делать? Я не хочу в тюрьму, я не вынесу.

– Берите ручку, бумагу и пишите, как все было, – с напором сказал он, закрепляя быстрый успех.

В отличие от этой дурочки он понимал: ей вряд ли что-то угрожает. Недоказуемо это все, а значит, ненаказуемо. Главное, чтобы ей сейчас Олег не позвонил. Бумага, которую Екатерина послушно уселась писать, была нужна только ему, чтобы отбояриться от начальства и всевозможных проверок. Судьба Рыковановой его совершенно не интересовала – после того, как он ее уволит, конечно.

Спустя пятнадцать минут он держал в руках лист бумаги, исписанный неровным почерком. Текст содержал огромное количество чудовищных ошибок, но смысл они не искажали. Черным по белому говорилось о том, как Олег Тихомиров уговорил Екатерину Рыкованову вывести из строя аккумуляторы двух инфузионных насосов, чтобы причинить неприятности главному врачу больницы Владимиру Радецкому и его жене Владиславе Громовой, директору фирмы «Мед-Сервис».

Он как раз заканчивал чтение, когда зазвонил телефон. Это была журналистка Инесса Перцева.

– Здравствуйте, Владимир Николаевич, – сказала она. – Я нашла поганца, который серию публикаций запустил. Руки ему больше не мешают, пилы не надо. Готов публиковать опровержения и все такое.

– Спасибо, Инна, – сказал Радецкий сердечно. – Опять выручила. А «все такое» я тебе сейчас пришлю. Увлекательное будет чтение. У поганца число просмотров рванет в недосягаемую высь.

Он быстро сфотографировал лист бумаги, который держал в руках, и отправил его Перцевой и заодно Ивану