На улицах было очень многолюдно. Солдаты шли спереди и сзади, расталкивая народ. Хварану угодливо кланялись, на Кима поглядывали с недоумением. По дороге домой братья завернули на рынок, где Сайхун купил крынку свежей сыворотки, которую Ким с благодарностью тут же и выпил. Солнце, ветер и прогулка оживили его. Браться держали путь в аристократический квартал Сонака Поднебесный Удел, что под самой стеной Небесного Города – огромного дворцового комплекса, обиталища императора и его двора. В народе Поднебесный Удел ехидно прозвали Подзаборным. Улицы становились все шире, все чаще попадались навстречу всадники и паланкины, наряды прохожих запестрели яркими красками, засверкали золотой вышивкой. По обе стороны улицы за высокими белеными оградами поднимались стены особняков, дворцов и храмов. Вскоре братья свернули к роскошному пятиярусному дворцу, окруженному обширным садом. Его крыша с приподнятыми углами, крытая красной и золочёной черепицей, казалась крыльями феникса, которые белоснежный дворец широко распахнул, готовясь взлететь в небо. Это был дворец Вольсон, Лунная Крепость – столичная резиденция князей Енгонов.

Во дворе перед высоким крыльцом братьев поджидал один из слуг князя Вольгвана.

– Господин князь велел вам немедленно явиться, – с поклоном сообщил он Киму. – Он встретится с вами в южной галерее внутреннего двора. Переоденьтесь, умойтесь, да поторопитесь – князь уже давно ждет вас и, кажется, весьма разгневан.

– Дядя меня ждет? – испуганно повторил Ким. – Он что, уже все знает?

– А ты как думал! – насмешливо заметил Сайхун.

Киму стало очень не по себе. Похоже, князь и впрямь сердит, если решил лично устроить выволочку приемышу. А ведь может и меч отобрать. Скажет – недостоин! И вообще, как захочет, так и накажет. Хочет – на улицу выгонит, хочет – голову срубит. Тут, в Сонаке, отец, глава дома, волен в жизни и смерти всех своих детей, даже родных. А о неродном и говорить нечего…

Сайхун похлопал младшего брата по плечу:

– Ну, желаю успеха. Ты, главное, не оправдывайся. Бейся лбом об пол и на каждый упрек жалобно кричи – так точно, виноват, исправлюсь!

– Тебе-то хорошо советовать, – уныло сказал Ким и побежал переодеваться.

– Мотылек, вставай! Солнце уже взошло!

Сонный Мотылек неохотно приоткрыл глаза. Бабушка права – действительно взошло, причем успело подняться довольно высоко. Вон как ярко светит сквозь вощеную бумагу. В нос тут же забрались такие знакомые, крепкие и сладкие запахи кладовки. Над головой, прицепленные к стропилам, сушатся серо-зеленые метелки мяты, свисают гирлянды белого чеснока, красного стручкового перца и черных древесных грибов, вкусно пахнут золотистые низки жирной копченой рыбы. По стенам на тонких веревочках развешаны десятки вишневых и коричневых, сладко пахнущих лепешек, на которых уже пасутся мухи. Так бабушка запасает на зиму абрикосы и вишни – протерев их в кашу, выливает на плоские камни и высушивает на солнце. И еще почему-то щекочет ноздри горьковатый терпкий запах полыни.

Маленькая тесная кладовка превратилась в спальню только накануне вечером. Мотылек самовольно перевесил сюда свой гамак, заявив бабушке, что теперь тут будет мужская половина дома – дескать, мужчина должен спать не с бабушкой, а отдельно. Ута поворчала, посмеялась, но спорить с внуком не стала, про себя подумав, что Мотыльку скоро надоест спать одному или ему приснится страшный сон – и он перебежит обратно.

Мотыльку в голову то и дело приходили разнообразные сногсшибательные идеи. Например, несколько недель назад он объявил бабушке, что ему не нравится его имя, – «какое-то оно девчоночье» – а потому он меняет его на Великий Водяной Дракон Царь Микавы. Эта блажь так прочно засела ему в голову, что чуть ли не три недели он откликался исключительно на Великого Водяного Дракона, а если его по ошибке называли Мотыльком, сердился и поднимал крик. Но как-то раз «Царь Микавы» целый день плескался у пристани с мальчиком с Косы по имени Водомерка и так с ним сошелся, что к вечеру в знак вечной дружбы поменялся с ним именами. Однако имя «Водомерка» ему совсем не нравилось, да и мальчик вернулся к себе на Косу. Не прошло и двух дней, как оба новых имени были совершенно забыты.

– Вставай, соня!

Ута заглянула в кладовку. Бабушка невысокая и полненькая; у нее круглое загорелое лицо, румяные щеки, раскосые ласковые глаза, и вся она похожа на пожилую домашнюю кошку. Голова туго обмотана ярко-красным праздничным платком, чтобы спрятать седые виски, на морщинистой шее – бусы из ракушек.

– Я же знаю, что ты проснулся! Поднимайся, солнышко, завтрак на столе!

– Ну бабушка, еще немножко поваляюсь…

– Ты не забыл, какой сегодня день?

– А какой?

Ута улыбнулась, протянула руку и повесила на гвоздик над гамаком сплетенную из соломы тигриную морду.

Мотылек взглянул на плетенку, и с него весь сон вмиг слетел. Сегодня же начинается праздник Голодных Духов!

По всей империи – от южных джунглей царства Ле Лои, где верят, что небо – это шляпка Мирового Гриба, до скудных плоскогорий севера, где небеса считают донышком закопченного Мирового Котла, – отмечают в конце лета дни Голодных Духов. По древнему поверью, в новолуние последнего летнего месяца открываются врата преисподней – и остаются открытыми целых шесть дней. Всё это время обитатели нижних миров свободно шастают по земле, прихватывая с собой ее зазевавшихся обитателей. Духи предков дружно устремляются в свои бывшие дома, проведать правнуков, которые пользуются удобным случаем, чтобы почтить их и заодно выпросить что-нибудь полезное. Шесть дней, пока не затворятся адские врата, родители прячут детей и никуда не пускают их одних, особенно после заката, – чтобы бесы не украли. Страшный и веселый праздник, таинственный и трогательный, когда бесы бродят прямо за калиткой, когда чествуют духов-хранителей и кормят впрок местных квисинов, когда вся семья – живые и мертвые – раз в году собирается у одного очага…

Мотылек вывалился из гамака, едва не угодив ногой в большую корзину с сушеной фасолью, натянул штанишки и побежал умываться на широкое крыльцо, где в тени под навесом стояла бадья с дождевой водой. Прохладная вода окончательно разбудила Мотылька. Он поплескал себе в лицо, сладко потянулся, вдохнул полной грудью запахи сада и раннего утра. Над дверью висел пучок свежей полыни – от бесов, чтобы не пробрались в дом. В ветвях яблонь и тутов перекликались птицы, сердито жужжали пчелы, пытаясь через мелкую сетку пробраться на веранду, где бабушка накрывала на стол.

Завтрак был необычно сытный: тушеный карп с репой, тертой морковью и пряностями. Никто не умел готовить рыбу так, как бабушка. Она знала десятки рецептов, множество соусов и приправ и сама изобретала всё новые. А вот с мясом у нее не очень-то получалось – его вообще на острове ели очень редко. Как-то Ута попыталась потушить кусок говядины, чтобы побаловать внука, но вышло что-то пресное и скучное.