Он долго смотрел на кольцо удивленным и растерянным взглядом. Потом резко повернулся и сел в машину. «Миата», рванувшись с места, оставила на асфальте черные полосы.

Внезапное крушение планов и всего, что связывало ее с Чарльзом, было для Джолетты подобно смерти. Чарльз занимал так много места в ее жизни, что теперь она чувствовала себя полностью опустошенной. Обидные слова, сказанные им, продолжали звучать у нее в голове, терзая ее, оскорбляя ее чувство собственного достоинства.

Мими помогла ей справиться с горем, время сделало свое дело. Однако даже Мими не удалось убедить ее, что не все мужчины такие, как Чарльз. Большинство из тех, с кем она позже встречалась, оказывались такими же — готовыми проводить с ней время, готовыми завлечь ее в постель, как будто это было своеобразным тестом. Джолетте не нравилось чувствовать себя марионеткой в их руках, она не верила в будущее, которое уже подвело ее однажды. Она редко заходила дальше первой встречи и все реже и реже готова была согласиться даже на это.

Мими не раз говорила ей, что она хоронит себя заживо в своей научной библиотеке. Возможно, бабушка была права. Нельзя жить прошлым, его не изменить.

Роун мигнул фарами автомобиля в знак прощания, потом проехал еще с четверть мили и свернул на стоянку перед ночным магазином. Он посмотрел на часы, прежде чем выйти из машины и направиться в магазин. Вернувшись через несколько секунд с большим пластиковым стаканом кофе, накрытым крышкой, он завел машину и поехал в обратном направлении тем же путем.

Оказавшись снова перед знакомыми зданиями, он припарковал машину, заглушил мотор и выключил фары. Жилой комплекс выглядел совсем новым; несколько коттеджей на две-четыре квартиры под разными углами располагались вокруг площадки с бассейном. С того места, где находился Роун, он мог видеть окно спальни той квартиры, где, как он выяснил раньше, жила девушка, за которой он наблюдал. За плотно задернутыми шторами время от времени мелькала тень.

Роун снял крышку с кофе и отхлебнул. Поморщившись, он покачал головой. Слишком крепкий — должно быть, простоял на огне не один час, но он ему понадобится, чтобы бороться со сном. Бросив крышку в пакет для мусора, которым снабдила автомобиль прокатная компания, он откинулся на сиденье, стараясь расположить свое крупное тело поудобнее. Положив руку на руль, сделал еще один глоток и позволил своему взгляду вновь вернуться к окну спальни.

Вздохнув, молодой человек задумчиво покачал головой. Он не смог устоять перед желанием поцеловать Джолетту Керес. Нельзя было так поступать. Ну и пусть, это стоило того, чтобы рискнуть.

Первую ночь в деле — и он уже «засветился», если использовать детективную лексику.

В зависимости от обстоятельств это может обернуться чем-то хорошим или чем-то плохим. Ясно одно: он не мог допустить, чтобы тот тип с ножом прикоснулся к ней. Он пережил несколько неприятных минут, когда думал, что может опоздать. В следующий раз он будет повнимательнее.

Следующий раз, господи.

Роун не был уверен в логичности своих действий. Мелодрама. Даже, можно сказать, бред. Так могло показаться на первый взгляд, но выходило, вовсе не бред.

Он чувствовал себя неопытным новичком. Чуть не дал ей возможность увидеть его у дверей парфюмерного магазина; ему казалось, что магазин находится дальше по той улице, он не предполагал, что девушка поведет себя так настороженно. Ему следовало сделать все иначе.

Также Роун никак не ожидал, что за ней кто-то следит. Он хотел создать дистанцию между ним и Джолеттой и решил дождаться ее на стоянке. Крупная ошибка. Этот подонок — откуда он взялся? Действительно ли у него был нож? Роун видел, как что-то блеснуло у того в руке. Однако пригодилось ему в качестве подходящего предлога для вмешательства.

Но целовать ее? Непрофессионально. Безнравственно. Чистый пример, как воспользоваться затруднительным положением другого человека. Он должен испытывать раскаяние, и он его испытывал.

Джолетта оказалась весьма необычной женщиной, скорее милой, чем красивой. Она была хороша той нежной, несколько старомодной прелестью, которая в сочетании с гордостью и подвижным умом притягивала мужчину, вызывала в нем желание подойти ближе и посмотреть, правда ли то, что он видел. Девушка выглядела хрупкой, но была на удивление смелой и явно обладала силой духа. От нее приятно пахло, от волос исходил запах роз. Он вспомнил, какой нежной и гладкой была ее кожа, когда он держал ее в своих объятиях, каким округлым было ее тело в тех местах, где оно должно быть округлым. От одной этой мысли мышцы внизу его живота напряглись. В ней все казалось таким правильным на ощупь и на запах, что казалось, стоит ей захотеть, и она может войти в его мечту и занять место, освобожденное для нее выдуманной им идеальной женщиной.

Он, наверное, спятил.

И, боже, ко всему прочему у нее, несомненно, имелось чувство юмора.

Теперь она двигалась за теми шторами, может быть, та самая женщина, которую он искал всю свою сознательную жизнь. А он сидел под ее окном, расслабленный поэтическим елеем, словно влюбленный подросток, и обжигал губы отвратительным кофе.

Отныне в любой момент любой пустяк может его предательски выдать, ей станет все известно, и она будет презирать его, возможно, даже ненавидеть. Это ему гарантировано. Иначе и быть не может.

Адвокат Мими, представительный, очень обаятельный седой мужчина, имел за плечами более двадцати лет адвокатской практики. Сколько Джолетта его помнила, он неоднократно отвергал предложения занять ответственный пост. Адвокат пригласил родственников Мими в свою контору для оглашения ее завещания и, чтобы создать благоприятную атмосферу, организовал встречу в обитом деревянными панелями зале, где всем был предложен кофе. Тетя Эстелла заняла место напротив Джолетты, с другого конца длинного стола усадив для поддержки по обе стороны от себя Натали и Тимоти. Она потребовала от адвоката приступить к выполнению процедуры. Тот подчинился.

Завещание не несло в себе никаких сюрпризов. Большая часть наследства, состоявшего из дома во Французском квартале, парфюмерного магазина и незначительного депозитного вклада в банке, согласно закону о наследовании штата Луизиана было поделено поровну между старшей дочерью Мими, Эстеллой Клементс, и единственным ребенком ее младшей дочери Маргарет. Тетя Эстелла негодующе поджала губы, но в тот момент воздержалась от каких-либо комментариев; адвокат положил на стол первый лист документа и перешел ко второму.

— Далее мы приступаем к персональным указаниям, — произнес адвокат, натянуто улыбаясь и переводя взгляд с одного лица на другое.

Он прочитал: «Эстелле — фамильное серебро, которым она жаждала владеть; Натали — несколько украшений прекрасной работы, но не очень дорогих; Тимоти — серебряные часы и бритвенный прибор из слоновой кости, принадлежавший его дедушке и прадедушке».

Прочистив горло, адвокат продолжил чтение ровным голосом: