на груди и неодобрительно поднимаю бровь, тщательно изучая ситуацию.

— Ты знаешь, это не то, чего я хочу. И я также не хочу заниматься сексом со случайным парнем, которого встречу в баре. — Я не буду заниматься сексом, пока не буду готова.

Словно читая мои мысли, Кристин фыркает и говорит:

— Но ты никогда не будешь готова, Кей. — Она подскакивает к краю кровати и шлепает каблуками по полу. — Просто сделай мне одолжение и приходи сегодня вечером. Нам даже не обязательно разговаривать с парнями, если ты не хочешь. — Я вижу, что ей физически больно добавлять эту часть. — Мы просто будем танцевать всю ночь напролет и посмотрим, сможем ли убедить бармена налить нам пару стаканчиков.

Алкоголь — не решение наших проблем, но я не обязана пить, если не хочу. Возможно, я позволяю ей давить на меня, чтобы заставить пойти куда-нибудь, но я сильная, независимая женщина, которая может сказать "нет" алкогольным напиткам.

— Хорошо, но мне нечего надеть, — неохотно соглашаюсь я.

Кристин вскакивает с кровати и направляется к нашему общему шкафу.

— Предоставь это мне, детка. Оставь свое дерьмо и начинай краситься.

Я вздыхаю и делаю, как мне сказали. Я сохраняю свои заметки в облаке и выключаю ноутбук, после чего наношу легкий слой тонального крема и румян. Я никогда не умела делать макияж глаз, поэтому, если Кристин не накрасит мои глаза за меня, я выйду на улицу с мешками под глазами. Это не самый привлекательный образ, но я и не пытаюсь никого привлечь.

Роясь в моем шкафу, Кристин насмехается над моим выбором одежды.

— Ты идешь в бары или в церковь? — поддразнивает она, вытаскивая цветочное платье с высоким вырезом. — Тебе придется надеть что-нибудь из моих вещей. — Она хватает красное платье со своей стороны шкафа и швыряет в меня. — Надень его, — приказывает она.

Я втискиваюсь в самое крошечное платье, которое когда-либо видела.

— Оно ужасно неудобное. — Платье облегает меня, как вторая кожа. Красный шелк скользит по моим изгибам, благодаря вырезу, подчеркивающему живот. Это самая мягкая ткань, которую я когда-либо чувствовала, и самое откровенное платье, которое я когда-либо носила. — Моя задница свободна, Крис. Я отчетливо чувствую дуновение ветерка на своей заднице.

Она фыркает.

— Подожди, пока не почувствуешь там чей-нибудь язык.

Я делаю вид, что не слышу ее, но мои щеки все равно вспыхивают ярким румянцем. Я не ханжа. Но когда дело касается мужчин, я немного стесняюсь. Кристин говорит, что это пройдет после того, как я впервые займусь сексом, но я все еще краснею, когда кто-то говорит об оральном сексе или о том, чтобы взять его в задницу. Или когда Ксавьер прикасается ко мне руками.

— Может быть, мне стоит напиться и найти мужчину, — бормочу я больше для себя, чем для своей лучшей подруги.

Кристин восторженно хлопает в ладоши.

— Да, королева! — Она начинает подпрыгивать, и, клянусь, что в любую минуту она может подвернуть лодыжку. — Как только твой первый раз пройдет, ты проведешь следующие четыре года, наслаждаясь лучшим временем в своей жизни. Обещаю.

— Да, да. Тогда пойдем в бары. — Мне нужна громкая музыка и Truly2, чтобы заглушить взволнованный голосок в моей голове, который говорит, что я совершаю ошибку.

Глава 8

Ксавьер

Мой телефон пикает, когда Кей выходит из общежития. Я смотрю, как ее маленькая голубая точка направляется по Прери-авеню в район баров и проскальзывает в Leather & Lager, известный байкерский бар в Роуздейл. Это бункер из мешков с песком, дерева и кирпича — разнообразие стилей, которые владельцы никак не могут согласовать. Здесь пахнет несвежими сигаретами и пивом; не знаю, почему она осталась там. Часы тикают за десять вечера, а ее точка остается неподвижной.

Я раздраженно смахиваю уведомление от одного из моих однокурсников по братству. Я не хочу сегодня веселиться, но Stingray находится в районе баров. Это в полутора кварталах от Leather & Lager.

Если Кей где-то пьет и болтает с парнями, ей лучше, блять, остановиться. Она знает, что принадлежит мне. А если она забыла, я освежу ей память. Я верну ее к реальности напоминанием о том, кому на самом деле принадлежит ее судьба.

Я натягиваю черные джинсы и белую рубашку с длинным рукавом. Затем задираю подол до бедер, обнажая торс, и мои татуировки пульсируют при каждом движении, после чего исчезают под поясом. Я оставляю три верхние пуговицы рубашки расстегнутыми, и из прорехи выглядывает клок волос на груди. Затем брызгаю одеколоном, после чего беспорядочно провожу пальцами по волосам. Весь процесс занимает меньше десяти минут, и я выхожу за дверь.

По дороге я практикую спокойное дыхание, готовясь к встрече с Кей. Держу пари, на ней одно из ее милых платьев в цветочек с завышенным подолом. Ее наряды настолько консервативны, что мне больно смотреть на нее. Я тысячу раз представлял ее обнаженное тело, а ее платья насмехаются надо мной, прикрывая те части, которые я отчаянно хочу увидеть.

Я паркуюсь возле Stingray и проверяю местонахождение Кей. Пока я ехал в район баров, она зашла в Red Dawg.

— Блять, — ругаюсь я на синюю точку, — ненавижу это место.

Red Dawg пытается создать атмосферу танцевального клуба большого города, но половина его клиентов — несовершеннолетние. Итак, пока тусклый свет освещает переполненный танцпол яркими вспышками, бармены игнорируют половину посетителей, просящих виски с колой, потому что не могут отличить, кто несовершеннолетний, а кто нет. Музыка всегда громкая. А место всегда битком набито. И здесь всегда холодно, потому что они поддерживают температуру воздуха в шестьдесят градусов3, чтобы избавиться от запаха тел, стоящих плечом к плечу на танцполе.

Она заставляет меня попотеть.

Я протискиваюсь сквозь толпу, ожидающую очереди в Red Dawg, и показываю вышибале полтинник. Он пожимает мне руку, берет купюру и пропускает меня, не проверяя удостоверение личности. Там, где уличные фонари освещали каждый дюйм квартала баров, внутри клуба — облачная дымка.

— Шевелитесь, — кричу я, протискиваясь вперед. Группы людей сбились в кучку и смеются… не знаю, как они слышат друг друга сквозь музыку. Барная стойка перегорожена от одного конца зала до другого. Это кошмар; понимаю, зачем люди сюда приходят.

Я не вижу Кей и еще раз проверяю свой телефон. Точка ее местонахождения все еще здесь, а это значит, что она, должно быть, на танцполе. Я смотрю на переполненную платформу.

Холодок пробегает