над растопленной печью, прежде чем силы оставили Шэчи, и он растянулся на своем ложе, тяжело дыша.

— Лежи спокойно, юноша, — раздался сухой и ровный голос, и над Инь Шэчи склонился замеченный им незнакомец в белом. Его узкое, костистое лицо, выглядывающее из-под капюшона мешковатого халата, казалось длиннее, чем есть, из-за седой бороды, все ещё хранящей следы былой черноты. Щелочки внимательных глаз пристально глядели на Шэчи из-под кромки белой ткани.

— Я ещё не закончил с твоими ранениями, — продолжал неизвестный старец. — Съешь пока вот это, раз очнулся, — он осторожно поместил в рот юноши небольшой шарик пилюли.

— Это вы говорили со мной, и спасли меня? — заговорил Инь Шэчи, проглотив лекарство. — Я в неоплатном долгу у вас, благодетель! Скажите, как я могу отблагодарить вас? Моя семья…

— Не я спас тебя, — недовольно прервал его старец. — То был мой учитель. Даже исцеляя твои раны, я выполняю его повеление.

— Все равно, благодарю вас, старший[1], — не отступился Шэчи. — Я бы поклонился вам земно, но не хочу нарушать ваш наказ, и вставать на ноги, — старик в белом издал короткий смешок, продолжая возиться у кипящего на печи варева.

— Я — Инь Шэчи, наследник семейства Инь, — представился юноша. — Могу ли я узнать ваше славное имя, старший?

— Моя фамилия — Су, а имя — Синхэ, — безразлично ответил старец. — На реках и озёрах[2] меня знают как Многомудрого Господина, и Знатока Искусств.

— Счастлив познакомиться с вами, — медленно проговорил Шэчи, напряжённо о чем-то думая. Внезапно, его лицо озарилось радостью понимания.

— А ведь мне знакомо имя Многомудрого Господина! — воскликнул он. — Я и мой отец присутствовали на показе вашей картины, изображающей горы Лэйгу весной. Сейчас ею владеет сановник Чжэн, но, надо сказать, она стала бы гордостью коллекции любого ценителя живописи. Ваше использование сходящейся к горизонту точки зрения, и мастерство владения кистью, оживляет этот пейзаж самым чудесным образом, словно позволяя взглянуть на него вашими глазами! Увы, этот неотёсанный юнец ничего не знает о других ваших работах, — со стыдом повинился он, — но если они так же хороши, как «Горы Лэйгу весной», вы — истинный гений Четырех Искусств!

— Спасибо, спасибо, — довольно отозвался заметно польщенный Су Синхэ. — Искусства — мое маленькое увлечение, приносящее радость душе, и важная часть учения моей секты… — тут он резко замолк, не закончив фразу.

— Вашей секты, старший? Расскажите мне о ней, — попросил Инь Шэчи.

— Я и так сболтнул лишнего, — с лёгким недовольством в голосе ответил старец. — О секте, и всем прочем, ты узнаешь у моего учителя.

— Когда я смогу повидать его? — вновь воодушевился юноша. — Я обязан поблагодарить моего спасителя.

— Ты увидишься с ним, как только сможешь встать, — голос Су Синхэ вновь построжел. — И чтобы это случилось как можно скорее, успокойся, и лежи без движения, будь добр. Многие из твоих костей сломаны, а мышцы — повреждены. Счастье твое, что я начал лечение вовремя, иначе ты бы на всю жизнь остался калекой, — он тяжело вздохнул, и тихо пробормотал:

— Эх, если бы только я успел вовремя в тот поистине несчастливый день!

— О чем вы, старший? — недоуменно поинтересовался Шэчи, но старец уже не слышал его, погрузившись в приготовление лекарства.

* * *

Су Синхэ ещё долго не отпускал Инь Шэчи на свободу. Скормив ему приготовленный целебный суп, старец провел над юношей продолжительный сеанс акупунктуры, во время которого Шэчи благополучно уснул. После пробуждения, он был немедленно усажен на низкую тумбу из белого камня, что выглядела куском старого льда, и чувствовалась не менее холодной. Вставший сзади юноши Су Синхэ приложил ладони к его спине, и юношу посетило престранное чувство — будто бы все его жилы зачесались изнутри. Инь Шэчи понял — престарелый целитель использовал на нем медицинскую технику внутренней энергии.

После этого, Су Синхэ, выглядящий усталым и недовольным, холодно приказал юноше следовать за ним, и, пропуская мимо ушей все вопросы, которыми засыпал его Шэчи, вышел из пещеры.

Они остановились на ничем не примечательном клочке земли, мало отличающемся от любого другого лужка Долины Тишины. Поодаль виднелся край отвесного обрыва, несколько чахлых деревьев безуспешно пытались отбросить сколько-нибудь тени, а пожелтевшая трава лениво шевелилась под дуновениями ветра. Пустынная безлюдность их окружения удивила Инь Шэчи, ожидавшего, что его приведут к жилищу неведомого учителя.

— Я не устал, господин Су, — обратился он к своему проводнику. — Ваши целительские умения великолепны — я чувствую себя здоровым и бодрым. Мы можем продолжать путь. Даже если обитель вашего учителя в нескольких часах ходьбы, думаю, я смогу одолеть дорогу до нее.

— Учитель в двух шагах от тебя, — сумрачно ответил Су Синхэ, роясь за отворотом халата. Он поднял ладонь, предупреждая вопросы Шэчи, готовые посыпаться из него, словно рис из прохудившегося мешка. — Ты получишь все ответы очень скоро. Возьми этот талисман, и иди вперёд, — он протянул юноше треугольный жёлтый конвертик из дешёвой бумаги, исписанный мелкими иероглифами. Инь Шэчи безропотно принял поданное, и убрал его в висящий на поясе кошелек.

— Мне идти к тому дереву, старший? — с сомнением спросил он, указывая на тощую кривую сосенку, торчащую из земли в нескольких шагах впереди.

— Именно так, — равнодушно ответил Су Синхэ. — Иди, не заставляй учителя ждать, — отдав это напутствие, старец безразлично отвернулся.

Пожав плечами, юноша двинулся в указанном направлении, раздумывая о странном указании Су Синхэ. Его раздумья прервались самым неожиданным образом — пройдя очередной шаг, Инь Шэчи словно нырнул в глубокий горный источник. Волна холода прокатилась по нему с головы до ног, зрение юноши на мгновение померкло, а горло — поперхнулось воздухом, обретшим внезапную твердость. Шэчи сбился с шага, неловко покачнувшись, и остановился, пытаясь вернуть равновесие и ясность мыслей. Проморгавшись, он недоуменно огляделся. Вокруг царил приятный полумрак, ярко-зелёная трава, густая и сочная, шелестела под ногами, а совсем рядом высился огромный валун, на вершине которого сидел некто, видом столь необычайный, что Инь Шэчи на мгновение усомнился, что видит перед собой смертного.

Неизвестный походил на заснеженный пик высокой горы, обретший человеческие черты. Одетый в белое, полностью седой, длинноволосый и длиннобородый, он не выглядел стариком —