из нас ест исключительно то, что приготовлено из его собственного биологического материала.

– То есть вы занимаетесь самоедством в прямом смысле этого слова?

– Самоедство? – Таллертон удивленно повел бровью. – Да называйте, как хотите, главное здесь то – что мы ведем здоровый образ жизни в отличие от жителей орбит, погрязших в обжорстве, и жителей Земли, перебивающихся водорослевыми хлебцами.

– Простите, мистер Рио, – не выдержал капитан «Уинстона Черчилля», – Но, по-моему, в обжорстве погрязли жители далеко не всех орбит.

– Вы хотите сказать, что юпитерианские станции вновь начали отчислять налоги орбитальному правительству? – иронично парировал этот выпад Таллертон.

– И как вы себе на вкус? – я тогда очень не любил все эти политические разговоры и как в своем шоу, так и в жизни старался от них уходить.

Рио Таллертон улыбнулся.

– О, нет слов!.. Если говорить о мясе, то по сравнению с говядиной собственное на порядок слаще.

– Но ведь вся эта сладость, наверно, жутко дорого обходится?

– Гениальный Линк Тропп, которого мы считаем своим учителем, позаботился о том, чтобы его последователи могли идти обозначенной им дорогой.

Я еле удержался от замечания, не о том ли полубезумном профессоре речь, что является персонажем мультсериала, уже свыше пяти лет крайне популярного на орбитах.

– У вас, конечно, искаженное представление об этом великом человеке –враги десятилетиями втаптывали его имя в грязь, поэтому я изложу вам истинную историю – исключительно для понимания наших воззрений, в том числе и в области кулинарии. Мы прекрасно понимаем, что вам никто не позволит выпустить этот рассказ в эфир.

Он порывисто встал, и следующие полчаса мне оставалось только кивать и вставлять весьма многозначительные реплики вроде «угу».

Нет смысла пересказывать биографию Троппа – она и так широко всем известна – но надо сказать, что Таллертон донельзя ее приукрасил. Его рассказ сопровождался яркими иллюстрациями на экране. Вся эта лекция с картинками представляла профессора как непримиримого борца за здоровый образ жизни. Даже меня, опытнейшего, как я тогда считал, журналиста она проняла. В отличие от капитана, который мрачнел с каждой минутой.

– Сдается мне, у вас крайне искаженное представление о воззрениях Линка Троппа, – громко возразил он, как только Таллертон закончил свой рассказ.

– Это почему же? – искренне удивился Рио, явно не ожидавший подобной реакции. Я был удивлен не менее, но решил промолчать – в конце концов, все ведь происходило под запись.

– Вы путаете крайне неудачный инструментарий политической борьбы профессора Троппа с его идеологией, – отчеканил капитан. – Разве в своем манифесте «Пять шагов в будущее» он не раскрыл…

– Капитан, капитан… – с укоризной перебил его Таллертон. – Вы же взрослый и на первый взгляд адекватный человек! Какие пять шагов? Какой манифест? Это все выдумки людей, которые даже в глаза не видели профессора! Можете мне поверить, никакого такого манифеста нет! Мы располагаем самой полной библиотекой трудов Линка Троппа, в том числе его личным архивом. Если бы манифест существовал, он бы, безусловно, входил в эту библиотеку. Но ничего подобного в архиве профессора нет!

– Выдумка, говорите? – Капитан пожал плечами. – Что ж, весьма удобная позиция. Говорят, ее очень обожают земные страусы. Спрячут голову в песок и думают, что их никто не видит.

– Давайте оставим в покое несчастных страусов, – попробовал я разрядить обстановку. – Лучше объясните мне, Рио, это ваше самоедство распространяется только на блюда из… эээ… мясных волокон? Или ваша кухня более разнообразна?

Таллертон бросил было раздраженный взгляд на капитана, но быстро взял себя в руки.

– Конечно же, она крайне разнообразна, – улыбнулся он, снова входя в роль радушного хозяина и крайне уверенного в себе человека. – Взять хотя бы…

Тут он неожиданно умолк, а затем довольно потер руки.

– Впрочем, что это мы все лишь болтаем! Обед накрыт, и я с удовольствием продемонстрирую вам самые изысканные блюда нашего мира! Хотя моего мяса отведать вам, конечно, не удастся.

Он довольно рассмеялся и жестом пригласил нас к открывшейся справа арке.

Мы очутились в просторном зале, украшенном по стенам полотнами с затейливыми рисунками. Длинный дубовый стол в его центре был покрыт белоснежной скатертью и заставлен разнообразными блюдами. В красивых серебряных подсвечниках горели свечи. Во главе стола виднелась закрепленная на штативе камера. В воздухе ощущался терпкий аромат смолистых можжевеловых веток.

К моему удивлению, среди предложенных нам хозяевами разномастных закусок не оказалось ничего мясного или рыбного. Отсутствовали и какие-либо морепродукты. Даже маринованных водорослей – мелочи, сопровождающей застолье любого, в том числе самого звездного, уровня – на столе не было. Но зато в узком салатнике, подумать только, лежала черемша! «Они бы еще репу предложили», – подумал было я и тут увидел желтоватую пюреобразную массу, украшенную кружочками этого самого корнеплода.

– Мы стараемся разделять овощные, мясные и фруктовые блюда, – пояснил Рио Таллертон в ответ на мой недоуменный взгляд. – И не приемлем любые кулинарные изыски последнего века, имеющие океанское происхождение. Прошу, господа, угощайтесь! Я бы рекомендовал вот этот замечательный картофельный салат с кусочками жареного топинамбура.

Я не спеша попробовал с десяток предложенных салатов. Большинство из них были весьма оригинальны – из-за все той же манеры местных поваров использовать давно вышедшие из массового употребления овощи и корнеплоды, а иногда даже стебли растений. Зато предложенное нам красное вино было безупречно классическим, как и подобает любому тосканскому.

Спустя некоторое время Таллертон, без умолку работавший на камеру, объясняя, как и из чего было приготовлена та или иная закуска, встал и аккуратно снял с поднявшегося из-под пола сервировочного столика поднос с дымящимися тарелками. Нам с капитаном был предложен овощной суп-пюре, основой которого служил куриный бульон. А вот сам Рио с невозмутимым видом принялся за ярко красный суп, с фасолью и кусочками мяса, как он пояснил, его собственного.

– И сколько времени уходит у вас, чтобы вырастить достаточно… плоти для поедания? – поинтересовался капитан.

– Это зависит от множества факторов… На мышечные волокна уходит чуть больше суток…

– А куриный бульон разве не противоречит принципам вашего кулинарного искусства? – не преминул поинтересоваться и я.

– Что вы мистер Лэнни! Какие противоречия, если он проходит у нас как приправа?

На горячее Таллертон, в момент управившись со своим супом, подал нам жареную печень: мне по-провансальски, капитану по-строгановски. На взгляд непосвященного различия между двумя этими блюдами практически отсутствовали, но они, конечно, были весьма существенны и я, безусловно, сумел оценить, что они сводятся не только к различной форме аппетитных кусочков.

– Ммм… Рио, как вы сумели так кардинально изменить вкус куриной печенки? – поинтересовался я, с аппетитом прожевав пару кусочков, упрятанных в жареном луке, пряном тимьяне