-
Название:К причалу
-
Автор:Александра Марковна Тверитинова
-
Жанр:Классика
-
Страниц:122
Краткое описание книги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александра Тверитинова
К ПРИЧАЛУ
Роман
Памяти мужа и друга Александра Александровича Тверитинова
ПАРИЖ — НЕГОРЕЛОЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
...Несем через рубеж земли частицу,
на которой нам ни дома не построить,
ни могилы не выкопать...
Глава первая
Латинский квартал бурлит первым днем нового семестра, и «У монаха-расстриги» шумно и чуть-чуть уже пьяно, и тесно, и мы с трудом пробираемся в другой конец зала, в наш постоянный угол, где за столиком ждут нас Рене с Жозефин и Луи с Франсуаз, за спинами которых множится в зеркальной стене гигантский плакат: «Пить вино и веселиться!» и, множась, уходит вдаль и вглубь. В самом воздухе «У монаха-расстриги» густо повисло: «Пить вино и веселиться!»
Пробираясь меж тесно поставленных столиков, мы с Жано застреваем то тут, то там, здороваемся, обмениваемся острым словечком со знакомыми и незнакомыми, может быть даже с каким-нибудь молодчиком из «Аксион Франсез», с которым завтра, у входа в метро Сен-Мишель, где он будет продавать эту свою монархистскую газету, передеремся. Ну, так это завтра, но только не сегодня! Сегодня в Латинском квартале не будет ни одной драки. Сегодня забыты все распри и все стычки враждующих партий. Сегодня все наши силы соединяются в одном общем порыве, вспрыснуть начало нового семестра. Пить вино и веселиться!
— Марина! Жано! Где вас носит? Валяйте сюда!
Рене вскочил на стул и машет нам рукой, и орет через весь зал. Гремят ножами по графину, по тарелкам. Парни свистят. Каждый столик зовет к себе маленькую подавальщицу Тинетт.
— Марина, будем пить вино! — говорит Жано.
— Веселиться так веселиться! — Я сажусь и шумно придвигаю стул к столу.
Курносенькая, с густо накрашенными синими ресницами вандейка Тинетт проносится, смеясь, мимо нашего столика с грудой тарелок на вытянутых руках.
— Как дела, Тинетт?
— А ну, лапы прочь!
Тинетт никак не старше нас и, кажется, она только играет в официантку.
Тинетт нравится наш гвалт и скользкие шуточки парней, их двусмысленные реплики она бойко парирует. Тинетт ведь тоже из тех, что за словом в карман не полезет. И еще нашей Тинетт нравится Жано, и, может быть, даже не один Жано. «У монаха-расстриги» Тинетт в своей стихии.
— Тинетт, сюда! — зовет Рене.
— Ладно, поте́рпите! — и уносится в другой конец.
— Гийоме, что́ твоя статья, пойдет? — кричит Луи белокурому парню, сидящему через два стола от нашего.
— Превратили в нечто невразумительное, старик!
— Выхолостили?
— Сделали пресный отвар из ромашки!
— А я, дурак, жду взлета. Взрыва жду!
Это язвит Рене.
— Какого тебе еще взрыва?
— Банкротства советской системы! — кричит кто-то за моей спиной.
— «Фигаро» и компания из сил выбиваются, доказывая обреченность советской системы, — говорит за соседним столиком огненно-рыжий паренек.
— Да? — Рене резко оборачивается. — К чему же тогда все их страхи? Сидели бы спокойно и ждали.
Жано слушает с легкой усмешкой.
За столиком справа загремели тарелками по столу: «К черту политику!»
— К чер-ту по-ли-ти-ку! К чер-ту по-ли-ти-ку! К черту по-ли-ти-ку! Веселиться! Пить вино!..
Кто-то рядом, сквозь оглушительный ор:
— Что же нам делать, черт побери?
— Что делать? — кричит Жано и стучит тарелкой по столу так, что она в конце концов раскалывается надвое. — Что делать? Пить вино и веселиться!
Тинетт, засучив рукава, на лету подхватывает со столов тарелки, отбивается от Рене, который спасает наши.
...Мы солнце с собою несем,
Мы жизни навстречу шагаем,
Навстречу любви мы идем... —
поют за соседним столиком.
— Министры раздают ордена, а боженька — места в раю!..
— ...Советские писатели...
— Чехов! Чехов — русская литература!..
— Москва.... прочно...
Произнесено слово «Москва», и Жано уже притих и смотрит на столик наискосок от нашего, — там вскипают страсти.
Гуще гвалт.
Оглушенной веселым шумом, сбитой с толку разноголосицей высказываний, мне вдруг становится грустно и немножко стыдно, что я, русская, не знаю Чехова, о котором Жано и все они говорят, как о старом знакомом, и вообще ничего не знаю.
Зеркальная стена воспроизводит неистовую жестикуляцию разглагольствующего Рене.
— А земля, на мой взгляд... всё равно вертится!..
Почти все немножко пьяны.
Отдельные слова, обрывки слов тонут в общем гомоне. Табачный дым щиплет глаза. Рене спорит с каким-то парнем, подсевшим к нашему столу. Они спорят о роли интеллигенции в революции и о человеческих отношениях, о цели и смысле жизни, «почему и для чего...».
— Ты умный парень, старик, а не понимаешь, что тут дело просто, — говорит Рене. — Как ты думаешь, почему мы существуем?..
— Почему мы существуем — пусть гадают гадалки, — прерывает его Жано, — как мы существуем — вот что должно заботить честных людей.
— Черт побери, вот потому-то я и становлюсь инсургентом! — орет Рене. — А поэтому давайте веселиться!
— Веселиться так веселиться! Жизнь-то ведь у нас только одна, — говорит Жано, обращаясь к парню.
— А вдруг не одна? — улыбается парень хитровато. — Вдруг будут еще другие?
— Нет! — говорит Жано. — Пьем?!
— Пьем!
* * *
Нас принял воздух, голубой и белый, и в нем плыло предвечернее холодное солнце. Аллеи Люксембургского сада, своды темных деревьев, величественные кроны уходят в розовато-серый парижский туман.
Идем до конца аллеи, поворачиваем к выходу, бредем всё равно куда, путаясь в паутине узеньких улиц, меж стен, где смешиваются и поддерживают друг друга Франция, Италия, Испания, где камень несет на себе славу и падение то в грозной готике, то в роскошном барокко, то в гримасах химер. Церкви, старые таинственные особняки предместья Сен-Жермен, внутренние дворики времен Людовиков