святая вода, Саинт выдохнул и уже с большей досадой, чем гневом продолжил — Мой отец был священником… По крайней мере на людях, а дома — тираном. Сказать, что я его ненавидел — не сказать ничего. Он заставлял меня целыми днями, ночами напролет читать библию, а за малейшее непослушание избивал до полусмерти. При этом, я даже не знаю кто — моя мать. Конечно, я пытался спросить отца об этом, и не раз, но каждый раз, в ответ получал только: «Тебе правда интересно, где твоя мать?! Может ты хочешь отправиться к ней, мелкий урод?!», а после этого, я снова получал от него удар за ударом, удар за ударом, удар… — Тюйер мощным ударом, сопровождающимся гневным криком разбивает стекло. — за ударом!

— Я так понимаю, вы потом ушли от него? — сочувствующе предположил Фрагеманн.

— Нет… Это он ушел от меня. — с нездоровой улыбкой и взглядом, устремленным прямо в душу Фрагеманна, ответил безумец.

Фрагеманн многозначительно покосил голову и мимикой проявил свою заинтересованность в словах Саинта.

— Я… убил его! — После этих слов, Тюйер заразительно засмеялся во весь голос. Это был точный хохот психопата. Фрагеманну оставалось лишь смотреть на эдакую исповедь с жалостью. Тюйер продолжил:

— Знаешь, что я понял, когда тот самый нож, которым он мне вечно угрожал, оказался у него в задней продольной артерии? Я понял, что лучше быть истинным и правдивым грешником, чем показушным и лицемерным «святошей»! — оскалив зубы и подойдя вплотную к Фрагеманну сказал психопат.

— И что же случилось с вами потом? — спросил Фрагеманн.

— Что со мной случилось потом? Ну так скажем, я ушел в другую веру — веру в грех. Я тогда был еще мальчишкой, лет 14 мне было, и узнав об этом случае, меня приютила одна группа людей к себе. Они были криминалами. Мне тогда не была ясна их выгода. Они содержали меня, тренировали, обучали убивать людей, распознавать людей даже просто по их лицам, учили меня отмывать деньги и прочим не очень хорошим навыкам. Но потом, я начал убивать определенных людей по их воле. Они все это делали, чтобы использовать меня в своих целях. Но по мимо меня там были и другие ребята, которых они достали из неблагополучных семей. Верно ведь говорят: скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты. Вот так я и встал на свой криминальный путь. Благодаря им, я стал искусным охотником за головами. Не сказал бы, что я был против такой системы. Я даже тогда понимал, что людей просто так не убивают. От части, я им даже благодарен. Но служил я им до поры, до времени. Вследствие одного плачевно законченного задания, меня посадили в тюрьму на пожизненное заключение, но из-за некоторых махинаций, меня отпустили досрочно. По возращению, решил, что достаточно самостоятелен и мне ни к чему такая «семья». Вскоре, я эмансипировался от них. И то произошло не без трудностей, если ты понимаешь, о чем я. — говорил Саинт, показывая свой окровавленный от разбитого стекла кулак. — А дальше, я нашел свой путь. Основал свое заведение, подзаработал денег, да авторитета. Таков был мой путь — путь грешника.

— Подводя итог вашей грешной жизни, что вы ожидаете на том свете? — философски спросил Фрагеманн.

— Должно быть, мне суждено кипеть во рву из раскаленной крови на седьмом кругу ада. — усмехнувшись ответил Саинт.

— А Бог? — предположил Фрагеманн.

— Бог? А Бог, мой друг, грешен, как и мир созданный им. Быть может, потому и мы порочны? Играем роль святых в угоду нравственности, тая в сердцах ненасытное чревоугодие, развратную похоть, неудержимую жадность, нерадивую лень, яростный гнев, желчную зависть или надменную гордыню. Это те грехи, которые считаются смертельными, но заметь, среди них нет лжи, лицемерия, обмана. Удобно, не правда ли? Хотя я считаю, что ложь — вот, что есть самый главный грех в человеческом существе. А религия — это просто рычаг для управления народом в руках властителей. — философски рассуждал проницательный безумец.

— Что ж, в этом есть своя истина. — подметил Фрагеманн, после чего продолжил — мне было до жути интересно поговорить с вами на такие темы. Благодарю вас, Саинт Тюйер. На этой ноте, я вынужден покинуть вас. До встречи! — после этих слов, Фрагеманн испарился, будто бы его и не было вовсе, оставив Саинта Тюйера наедине с собой в освещенной утренним солнцем церкви.

Глава IV

Дно страстного озера

GGGG год

Очередной жаркий Калифорнийский день подходил к своему концу, солнце опускалось за горизонт Тихого океана, освещая пляж Санта Монику. А огоньков в звездном городе становилось все больше с наступлением темноты. Вот она во всей своей красе — столица всемирных звезд и талантов. В богатых районах Лос-Анджелеса по дорогам разъезжали иномарки, проходили разного рода показы, фестивали и развлекательные мероприятия, организовывались съемки кино и рекламы, из озаренных приятным светом ресторанов и небольших кафе доносились атмосферно играющие мелодии, придающие особую эстетику этому месту. Все прохожие на улицах чудного города были экстравагантно и креативно одеты, а на их лицах всегда были улыбки и смех. Порой, это казалось до жути неестественным. Это выглядело так, будто Лос-Анджелес — это не город, а одна большая съемочная площадка. Рай на земле, никак иначе. Но город был и не без грязи. В некоторых районах также были люди, живущие на грани бедности, происходили преступления, всякие улицы были набиты мусором и спящими на улице бродягами, которые имели зловонный запах. Можно было лицезреть потасовку бандитов или бездомных, а пройдя буквально пару кварталов встретить голливудского актера. В этом — весь Лос-Анджелес.

Ну а тем временем, лучи уходящего за горизонт солнца освещали роскошную комнату одного из дорогих апартаментов элитного района города. Квартира выглядела очень даже богато. В зале стояли диваны и кресла, сделанные из высококачественного красного вельвета, дизайнерские лампы, ковер. На стенах висели картины с изображением симпатичной итальянки. Эти картины, по-видимому, были написаны профессиональным художником-портретистом. Также в зале располагались низенькие аккуратные стеклянные столы с вставками из дорогих камней. На этих столах лежали всяческие журналы моды, стиля и прочих атрибутов роскошного образа жизни. Вещей у хозяйки дома было настолько много, что только для одежды, была выведена целая комната под гардероб. На подоконнике стояла керамическая ваза в виде павлина, в которой были редкие виды орхидей, черные тюльпаны, шафраны и прочие изящные цветы. Подле огромного плазменного телевизора стояла полка с дорогим вином и мартини, а некоторые ячейки занимались виноградом и экзотическими фруктами, дополняющими композицию. В этой полке