за неё там отвечает? Налево: улица и запустение, направо: такая же картинка. Спросить о поселении людей у Умки? Пётр с сомнением поглядел снизу вверх на чумазую девчонку. Свалявшиеся космы снова закрыли ей лицо, но она каким-то образом определила, что он на неё смотрит, опустила голову вниз и улыбнулась белозубой улыбкой. Можно попробовать.

— У-М-К Л-Ю-Д, — насилуя свой речевой аппарат, постарался сказать Пётр.

— Сталин, — весело отозвалась Умка.

Пётр хлопнул себя по лицу: так результата он не добьётся, нужно проще. Он стал рисовать ножом на земле человечков в группе.

— Л-Ю-Д.

— М-м-м-м хи-хи, — Умка совершенно не обращала внимание на рисунок и откровенно его не понимала. Ну может за палочкой следила.

— Ладно, пошли, куда-нибудь да набредём.

Пётр попытался повести девушку по улице, но ничего не получилось: она упиралась.

— У-у-у-у, у-у-у, — издала девушка горловой звук, указывая пальцем на труп зелёного.

— Он мёртв, не бойся, больше не встанет.

— У-у-у-у! — снова указала Умка на труп.

— В чём дело? Я не понимаю.

Умка показала: провела пальцем по горлу, потом на труп, потом себе на рот, жевательные движения и поглаживание по животу.

— Нет, есть мы его не будем.

Пётр поморщился. Местные каннибалы! Хотя, если учесть то, что мы с ней явно относимся к разным видам, то для неё это каннибализмом не было. Умка ещё поупиралась и даже попыталась выхватить у него нож — видимо, ей всё же хотелось нарезать из мертвеца мяса. Пётр с переменным успехом тянул её от трупа подальше — он был сильнее, а она тяжелее. Но всё же упорство перебороло жадность.

— Пошли, я ещё сделаю из тебя советского человека и всё твоим родителям расскажу, — тут он вспомнил скачущую на нём чумазую Умку. — Ну, может, не всё, но многое.

— М-м-м-м, — недовольно замычала Умка, всё же пошедшая за ним.

Она вела себя странно, но что можно взять с душевнобольной и явно отстающей в развитии девушки? И потом, языковой барьер! Сомнительно, что здесь говорят по-русски. Другой вопрос: где это здесь? Он явно не на земле. А где тогда? Была мысль: побиться в истерике, но для пожилого, советского человека это казалось контрпродуктивным и незрелым. И потом, до того, как сюда попасть, он был стариком, доживающим, как оказалось, не часы, а уже минуты своей жизни. Тут же он молод и силён. Да, он будет тосковать по семье, но дети давно выросли и способны позаботиться о себе и о внуках.

Они шли вдоль улицы заброшенного города. Умку привлекали места, где была разобрана брусчатка, и оттуда лезла зелень. Когда Умка видела такие места, то тянула Петра к ним. Ковыряясь ножом в земле, она накопала пять клубней картофеля и несколько морковок. Клубни она сложила в небольшую поясную сумку, теряющуюся на фоне её тряпья. Одну морковку она сунула себе в рот и начала жевать, а другую протянула Петру. Вот так, совершенно не помыв и не боясь дизентерии. Пётр тщательно вытер морковку рукой, прежде чем её употребить. В войну ему приходилось есть и не такое, но больше хотелось пить.

Поскольку Пётр совершенно не ориентировался на местности, уже вскоре их вела Умка. Она постоянно вертела головой, как сонар на корабле, и явно что-то то ли слышала, то ли видела. Хотя последнее сомнительно: когда Пётр осматривал её, то увидел, что радужка её глаз имеет необычную окраску серебряного цвета и смотрела она насквозь Петра, будто слепая. Но как тогда она должна ориентироваться в пространстве? А ведь она неплохо это делает. Вот и теперь она остановилась у дерева и стала показывать куда-то наверх.

— Что? — не понял Пётр.

— У! У!

Весь небогатый лексикон Умки умещался в три буквы: «а-а-а» — опасность, «у-у-у» — обрати внимание или приближающаяся опасность, «м-м-м» — все остальные разговорные слова. Сейчас она указывала вверх пальцем на дерево. Там в ветвях было птичье гнездо.

— Ты хочешь, чтобы я снял гнездо с дерева?

— М-м-м-м, — Умка показала себе на рот и погладила животик.

— Там еда? Ты хочешь птичьи яйца?

— У-у-у-у м-м-м.

— Ну всё ясно с тобой, Умка.

Пётр ловко взбирался по дереву, к его удивлению, это было совсем легко. Его когти глубоко входили в древесную кору, а руки и ноги без труда выдерживали его вес. Казалось даже, что он слишком лёгкий для таких сильных рук и ног, ведь Пётр без труда мог поднять весь свой вес на одной руке.

— А! А! А-а! — гудела Умка снизу, выражая своё волнение.

— Да не упаду я, не бойся.

В гнезде оказалось шесть яиц. Пётр, не в силах больше бороться с жаждой, высосал одно из них.

— А-а-а-а-а!

— Не переживай ты так, Умка, я с тобой поделюсь. Сейчас поедим.

Пётр посмотрел вниз и увидел, что Умка «акала» не от того, что волнуется за него, а от того, что двое зелёных коротышек повалили её на землю и ограбили. Один из них жевал сырой картофель, а другой задрал ей лохмотья и пытался изнасиловать.

— Блин, Умка, ну нельзя же так спокойно реагировать на нападение, непонятно же, что ты хочешь! — сказал Пётр, беря из гнезда яйца и кидая их вниз.

Такой точности движений он от себя не ожидал: оба брошенных яйца влетели в лица зелёных карликов. Пётр спрыгнул с ветки и приземлился прямо на любителя сырого картофеля. Второй всё ещё оттирал с лица содержимое яйца. Пётр пнул его и повалил на спину, после прижимая к шее нож.

— Пощади, старший, пощади! Мы не знали, что это самка твоя! — залепетал зелёный насильник.

Он нёс всё ту же тарабарщину, что и я, когда не напрягал свой речевой аппарат, но, к своему удивлению, я всё понимал.

— У! Тля, тюрьма по тебе плачет, а ну вставай и без шуток.

Зелёный коротышка повиновался.

— Умка, что со вторым?

— М, м, м, м, — доложила Умка, собирая обратно в мешок рассыпанный картофель. Когда она дошла до валяющегося без сознания грабителя, то от всей души пнула его голову.

— Отлично, — одобрил поведение Умки Пётр. — А ты, зелёный вонючка, пойдёшь с нами. Будешь языком.

— Кем я буду? — сказал зелёный и потом добавил. — О, могучих хоба.

— Неважно, не шуми, веди себя тихо, и я не сделаю тебе