– Предпочитаешь играть в скраббл или в карты?

– Выбирай сама. Только предупреждаю: я все равно выиграю.

– Бросаешь мне вызов? Думаешь испугать?

– Сама увидишь.

Ливви пришла в ярость, когда его бахвальство оправдалось. Он выиграл все партии, включая скраббл, в котором она была экспертом. Скрывая огорчение, она бросила карандаш на листок с результатами.

– Как тебе удалось обыграть меня в кроссворде, если английский тебе не родной язык? – спросила она.

– Когда я был маленьким, мой учитель-англичанин говорил, что обширный словарный запас доступен любому. Меня, как и всех мужчин рода аль-Мектала, учили побеждать. Я никогда не проигрываю. Ни в чем.

– Значит, всегда только победа?

Саладин взглянул на нее, и сердце Ливви дрогнуло: в темных глазах сверкнуло что-то совсем не похожее на триумф, скорее отголосок глубокой печали. Ей показалось, что складки у рта стали глубже.

– Нет, – тихо сказал он. – Когда-то давно я потерпел страшное поражение.

– Как это случилось?

– Не будем ворошить прошлое. – Голос Саладина стал холодным, отчужденным, и он наклонился, чтобы бросить в огонь полено. Когда он снова повернулся к Ливви, лицо было замкнутым. – Расскажи лучше о себе.

Она пожала плечами:

– Что я могу сказать? Мне двадцать девять, и я открыла пансион в доме, где родилась. Историю личной жизни ты уже знаешь. Есть еще вопросы?

– Есть. – Огонь на мгновение осветил его хищное лицо. – Почему он бросил тебя?

Ливви твердо встретила вопросительный взгляд.

– Ты серьезно решил, что я расскажу?

Саладин поднял темную бровь.

– Почему нет? Мне интересно. Когда метель стихнет, мы расстанемся. Ты никогда не увидишь меня, если не захочешь работать в Джазратане. Чем обычно люди занимаются в подобных обстоятельствах? Делятся секретами.

Размышляя над его словами, Ливви старалась угадать, какой он ее видит: старой девой, спрятавшейся в глубинке, подальше от динамичного, шумного мира, частью которого была когда-то? Если так, то у нее есть возможность показать ему, что ей нравится такая жизнь и она давно забыла о Руперте.

Однако почему все-таки она изгнала мужчин из своей жизни, оставшись единственной двадцатидевятилетней девственницей в мире? Вероятно, настала пора выложить все начистоту и окончательно расстаться с прошлым.

– Ты знаком с Рупертом де Ври? – спросила она.

– Встречал пару раз в прошлые времена. – Саладин скривил рот. – Он мне не нравился.

– Не надо только смягчать для меня пилюлю.

– Никогда не говорю того, что не думаю, Ливви, – усмехнулся Саладин. – Так что же случилось?

Ливви опустила глаза, словно разглядывая симметричный рисунок на ковре. Она представила лицо Руперта, чего не позволяла себе долгое время: его правильные черты, светлую кожу. Он был антиподом шейха. Ливви долго не верила, что такая важная персона в мире скачек обратила внимание на нее, бывшую тогда скромным грумом.

– Значит, тебе известно, что он владел очень перспективной конюшней.

– До тех пор, пока его не сгубила жадность, – сказал Саладин, вытягивая вперед длинные ноги. – Допустил большую ошибку, переоценив свои возможности. Работая с лошадьми, даже самыми лучшими, нужно перестраховываться. Они всего лишь плоть и кровь, а значит, очень уязвимы.

В его голосе послышалась боль. Ливви решила, что он думал о своем Бархане.

– Согласна, – подтвердила она.

– Как же случилось, что он готов был вести тебя под венец, а потом бросил перед алтарем? – Саладин сверлил ее глазами. – Именно так все было? Неужели он не говорил о своих сомнениях?

Ливви покачала головой, воскрешая в памяти череду событий. В те дни она с напускной веселостью говорила всем, что могло быть хуже, если бы Руперт изменил решение не до, а после свадьбы, если бы решил уйти от нее через несколько лет, после рождения детей… Она была вынуждена поступить так, чтобы не выглядеть жалкой. Но по правде говоря, в душе она чувствовала пустоту и унижение. Ливви не замечала, как изменилось отношение к ней жениха, а в результате понесла значительные материальные потери. Она оплатила буфет и услуги официантов, которые у накрытого стола горячо обсуждали разворачивающуюся на глазах драму. Она отпустила шофера заказанного лимузина, который должен был отвезти их в аэропорт после церемонии, аннулировала свадебное путешествие, оплаченное из ее денег – Руперт обещал позже возместить расходы, чего, конечно, не сделал. Короче, приготовления к несостоявшейся свадьбе обошлись ей дороже, чем уязвленное самолюбие.

Когда прошел первый шок и были оплачены все долги, Ливви дала себе слово ни с кем не обсуждать произошедшее, чтобы не подпитывать любопытство и сочувствие. Со временем разговоры смолкли.

Глядя в сверкающие глаза Саладина, Ливви поняла, что молчание тоже имело свою цену. Она похоронила правду глубоко внутри, бдительно следя за тем, чтобы ничего не выплыло наружу. Если так будет продолжаться, ей грозит превратиться в вечную жертву предательства, хранительницу грязной тайны. Вероятно, стоит выговориться, чтобы прошлое навсегда растаяло в воздухе.

– Я позволила себе повторить роковую ошибку многих женщин, – медленно произнесла она. – Поверила уговорам опытного мужчины, не задумываясь, почему такой, как он, вообще заинтересовался такой, как я.

– О чем ты говоришь? – прищурил глаза Саладин.

– Да ладно, Саладин! Не прикидывайся наивным. Рядом с ним всегда были красивые женщины, не чета мне. Единственно, что могло привлечь его, – это особняк моего отца. Этот самый дом. Моя мать умерла, а мачеха давно бросила отца. Поскольку у меня нет братьев и сестер, все наследство отходило мне. С точки зрения Руперта, я была выгодной партией. Он, вероятно, предполагал, что на счетах отца в банке лежит солидная сумма денег – достаточная, чтобы поправить его пошатнувшийся бизнес.

– Но он ошибся?

– До поры и времени так и было. Потом мачеха наложила лапу на отцовские деньги и пустила их на ветер: пластические операции, бриллианты, огромные отступные при разводе. После смерти отца ничего уже не оставалось: я платила сиделкам, которые ухаживали за ним в последние тяжелые годы.

– Ты не рассказывала об этом де Ври?

Ливви презрительно хмыкнула и изо все сил ткнула кочергой в угли, вызвав сноп искр.

– Большинство невест пребывают в заблуждении, что на них женятся по любви, а не за деньги. Представляешь, какими жалкими были бы слова: «Слушай, я вдруг обнаружила, что разорена. Но ты ведь все равно любишь меня, правда?» Кроме того, почти до самой свадьбы я не знала, как мало денег осталось.

– Но ты ему все-таки сказала.

– Да, – подтвердила Ливви. Она никогда не забудет: ее жених побледнел как полотно, в глазах промелькнула паника. Она не знала, на кого разозлилась больше: на жалкого Руперта или на себя, не замечавшую этого раньше. Может, просто не хотела замечать.