кабинета, и мне становиться так плохо, что я чувствую, что меня сейчас вырвет от отвращения. Я бегу по коридору, сбивая по пути пару коллег, и, добежав до уборной, извергаю из себя все остатки вчерашнего романтического ужина и горечь разочарования и обиды.

Полощу рот и умываюсь ледяной водой, рассматривая себя в зеркало: ни грамма безупречности. Захожу в наш общий кабинет, и ловлю на себе странные взгляды коллег. Или у меня паранойя? А может быть, я их не замечала раньше, и они всегда относились ко мне с подозрением? К чёрту всё! Сгребаю все свои вещи в два пакета, и гордо направляюсь к выходу. В одном моя начальница была точно права: нельзя работать вместе со своим мужем. Особенно если он спит с твоей лучшей подругой.

Вся следующая неделя проходит в бесконечных собеседованиях, поисках квартиры и консультациях с юристами. Я подсчитала, что выплаченных мне на работе денег хватит примерно на три месяца, учитывая, что мне, конечно же, не удалось скопить никакой суммы на чёрный день, потому что все свои честно заработанные я, как порядочная жена, относила мужу на ипотеку. Но я настроена очень решительно: в конце концов, я отдала свою плоть и душу за эту золотую московскую недвижимость, и не собираюсь просто так с ней расставаться. Тем более, я не останусь без работы: на свой мягкий кусочек бриоши я всегда заработаю.

Я с грустью вспоминаю, что мне пришлось продать мой с бабушкой дом, в котором я прожила с ней всё своё детство. Зельда Гофман совсем немного не дожила до моей свадьбы, и я не могла себе представить, как буду приезжать раз в год в Суздаль в свой бесповоротно дряхлеющий и умирающий без жильцов мир. Я сижу в кафе в ожидании юриста, когда мне приносят мой глинтвейн. За окном эта вечная непроглядная столичная серость, от которой хочется зарыться с головой в одеяло, и аромат пьяной вишни, струящийся от моего стакана, успокаивает и подбадривает меня. Я делаю крошечный глоток: какой сбалансированный и изысканный напиток. Не сладкий, чуть терпкий, со звёздной душой аниса и пряными нотами гвоздики. И что-то ещё, что я не могу точно определить. Мой язык растирает крошечные капельки по нёбу, я прикрываю глаза, пытаясь отыскать в картотеке своих ароматов этот знакомый с детства вкус и запах, как тут слышу над собой голос:

– Я вижу, нащупала что-то великолепное? – и я открываю глаза. Передо мной стоит бодрый и румяный Юра – специалист по семейному и гражданскому праву.

– Да, просто изумительный глинтвейн, – киваю я ему. – Рекомендую.

– Мне то же самое, что и ей, пожалуйста! – просит Юра подошедшую официантку. – Уверен, что сейчас попробую лучший глинтвейн в своей жизни, – довольно улыбается он. – Если сам мэтр оценил, то оно того точно стоит!

– Это не смешно! – отмахиваюсь я от его комплиментов. – Что там у нас по делу? Мне надо где-то жить, так что давай с тобой всё сделаем как можно скорее!

Тут Юра откидывается на спинку стула, и начинает громко хохотать, пока официантка ставит перед ним стеклянный высокий бокал с тёплой виноградной кровью. И ещё чем-то, – опять зависаю я на каком-то смутном детском воспоминании.

– Яна, скажи, ты живёшь в какой стране?

– К чему всё это? – начинаю я нервничать. – Я живу в стране с самым лучшим семейным кодексом, разве не так? – и делаю ещё один крошечный глоток бордово-сливового вина.

– Да к тому, что судебные процессы тянутся годами, – объясняет мне Юра, – для начала вы должны развестись, если ты, конечно же, не хочешь затянуть этот процесс. Но сразу предупреждаю: надолго не получится, – засасывает он через трубочку своё вино и с удивлением смотрит не меня: – Действительно, это лучший глинтвейн, что я пробовал!

– Да какое там затягивать: тут всё понятно, специально не давать ему развод, чтобы ещё больше трепать себе нервы? Зачем мне всё это?

– Отлично, с этим разобрались, – чуть ли не урчит от удовольствия Юра. – Тогда остались имущественные споры. Надеюсь, ты сохраняла все расписки, чеки и переводы, когда отдавала все свои деньги супругу для погашения ипотеки, – мягко и в упор смотрит он на меня как строгий учитель, спрашивающий домашнее задание у второклассницы.

Но я, кажется, не выучила сегодняшний урок, вдруг понимаю я. И это осознание взрывается маленькой ментоловой бомбочкой у меня в мозгу где-то чуть выше переносицы.

– Какие расписки? – лепечу я непослушным языком.

Юра опять внимательно разглядывает меня, как какой-то любопытный музейный экспонат, и уже медленно и с расстановкой, как не очень одарённой школьнице, объясняет:

– Ну вот ты пишешь, что отдала энное количество денег в счёт погашения большей части кредита.

– Отдала, – полушепчу я.

– Отлично, – снова приступает к своему вину Юра, словно мы уже выиграли судебный процесс. – У тебя остались какие-то документы, подтверждающие, что ты их передавала своему супругу?

– Нет, – стеклянным голосом отвечаю я.

– Ну, это не страшно, мы сможем подтвердить, что во время брака ты продала своё собственное имущество, чтобы погасить кредит, – мягко успокаивает он меня, смакуя каждую каплю. – У тебя наверняка остался договор купили-продажи с прописанной в нём суммой, так? – допивает он своё вино, неприлично громко высасывая остатки через бумажную трубочку.

– Там прописана другая цена, – смотрю я куда-то себе под ноги. И мне безумно стыдно, словно это я сейчас лишила румяного Юру его собственной квартиры.

Мой приятель с недоумением смотрит на меня, и я понимаю, что в его глазах я совершенно потерянный человек. Просто пыль, а не клиент.

– Наследству было меньше трёх лет, и мы договорились с покупателем, что пропишем меньшую сумму в договоре, чтобы мне платить меньшую сумму налога, – сознаюсь я в страшном преступлении против всего человечества, совершенном около трёх лет назад. Сейчас сюда ворвётся спецназ и уведёт меня в наручниках. Туда, где место таким беспросветным наивным дурам.

Юра задумчиво смотрит в огромное окно, словно жалея, что вообще связался со мной, а потом поворачивается ко мне своим круглым и румяным, как оладушек, лицом, и подбадривает меня:

– Ничего страшного, мы всё равно сможем взыскать с твоего мужа какую-то сумму. Которую сможем подтвердить и доказать. Рано или поздно! Не переживай, ты попала в руки к отличному специалисту!

– Хорошо, когда? – осторожно, чтобы не спугнуть его уверенность, спрашиваю я.

– Года три, не больше! – с победоносным видом заявляет Юра, словно речь