Вряд ли старик выдержит побои. Он ведь не комсомолец-подпольщик. Да и зачем ему жертвовать собой ради того, чтобы выгородить какого-то калеку. Среди бомжей сочувствие и взаимопомощь не в чести.

– Так ты идешь или нет? – спросила Варька.

– Куда?

– Нет, ты точно дурик. Как это – куда? К Есесеичу.

– И что я там буду делать?

– Мы будем делать. Пошумим. Тогда они точно оставят его в покое. А там, гляди, и другие подтянутся.

– Как же, жди… – буркнул Паленый.

Он все еще колебался, как ему поступить, когда увидел, что к ним приближаются трое крепких парней. Все, мне хана, тоскливо подумал Паленый. Как он и предполагал, Есесеич продержался недолго…

– Это ты Паленый? – грубо спросил один из них, наверное, главарь.

– Я…

– Отлично. Ты как раз нам и нужен.

– Зачем? – слабо пискнул Паленый.

– Затем, – отрезал главарь. – Потопали. И шевелись быстрее, бомжара, пока кости целы.

– Не трогайте его! – храбро выступила Варька.

– Заткнись, шаболда, – с ленцой сказал главарь. – Твое дело сторона.

– Он больной и увечный, разве вы не видите! – закричала Варька и на всякий случай отступила назад.

– Не волнуйся, мы его вылечим, – с нехорошей ухмылкой сказал главарь. – Вперед!

Он развернул Паленого и подтолкнул его в спину. Тому не осталось ничего другого, как повиноваться. Варька потянулась следом, тихо матерясь.

Из своей сторожки вышел Есесеич и, охнув, неуклюже сел на пенек, на котором он рубил дрова. Левый глаз старика заплыл, а из второго катились слезы.

Паленого запихнули на заднее сидение машины – это была уже знакомая ему "ауди" – и водитель включил сцепление. Авто почти бесшумно покатило по пыльной дороге и вскоре скрылось за кучами мусора. Угрюмая Варька долго глядела вслед машине, а затем побрела к Есесеичу – чтобы узнать, зачем приезжали бандиты и заодно выпросить в долг бутылку самогона.

– Куда вы меня везете? – отважился спросить Паленый, когда "ауди" выехала на шоссе.

– Кончать, – лениво ответил сидевший рядом с ним бандит.

– За что!?

– Сам знаешь.

– Не знаю.

– Машину ты поджег?

– Какую машину? – с фальшивым удивлением, дрожащим голосом, спросил Паленый.

– Дай ему по мозгам, Бас, чтобы вспомнил, – сказал главарь.

– И то верно…

Почти без замаха, с разворота, Бас впечатал свой кулак под ребра Паленому, который после слов главаря закрыл голову руками. Удар был очень сильный, но Паленый ждал его, а потому успел напрячь мышцы.

Вскрикнув от боли, – больше для вида – он сделал вид, что потерял сознание.

– Хлипкий, урод, – констатировал Бас. – Как бы не отдал концы раньше времени.

– Не переживай, – отозвался третий, белобрысый битюг, сидевший на месте водителя. – Бомжи народ выносливый.

"Бежать! Нужно бежать!" Мысль билась в пустой черепной коробке, как попавшая в силки птичка. Но как?

Решение пришло в виде мгновенного озарения. Машина как раз входила в правый поворот, и белобрысый сбавил скорость. Сквозь неплотно сомкнутые веки Паленый видел верхушки деревьев – они ехали по лесной дороге. А в лесу можно спрятаться.

Наверное, бандиты везут его к озеру, мимолетно подумал Паленый, потихоньку поднимая вверх фиксатор замка.

– Э, ты что там делаешь!? – рявкнул Бас, наблюдавший за ним краем глаза.

Бандит развернулся к Паленому и протянул к нему свои лапищи, но было уже поздно. Резким движением распахнув дверку, Паленый крутанулся на сидении, подтянул колени к подбородку и с силой выпрямил ноги, чтобы оттолкнуться от туловища Баса.

Он вылетел из машины, словно пробка из бутылки с подогретым шампанским. Перекувыркнувшись несколько раз на мягкой земле, устеленной толстым слоем древесных листьев, Паленый вскочил на ноги и шмыгнул в заросли.

Позади раздались крики, затем прозвучало несколько выстрелов, но Паленый только прибавил ходу. Он бежал, не выбирая дороги, спотыкался, падал, оставляя на сучьях и ветках деревьев клочки ветхой одежонки, вставал и снова продолжал свой безумный бег.

Остановился Паленый только тогда, когда силы совсем оставили его. Он повалился на землю и быстро-быстро задышал широко открытым ртом. Несмотря на усталость, наполнившую его тело тяжелым свинцом, ему хотелось радостно смеяться, и даже что-то станцевать.

Но он продолжал таиться в неглубокой ложбинке, прислушиваясь к лесной тишине. Паленый не думал, что бандиты будут искать его среди зарослей (тем более, что вряд ли среди них был опытный охотник-следопыт, способный найти беглеца по следам), однако осторожность не помешает.

Выдержав получасовую паузу, Паленый поднялся, отряхнулся и, определив по солнцу нужное направление, углубился в лес…

Закат застал его возле костра. Пообедал Паленый шашлыком из грибов, а на ужин у него было мясо – он наловил возле ручья лягушек, отрезал у них задние лапки, и теперь, нанизав их на прут, подрумянивал в языках пламени.

Паленый, будучи бомжем, никогда не ел лягушатину, но по сноровке, с которой его руки справились со свежеванием квакающей "дичи", ему показалось, что он уже проделывал такие фокусы в прежней жизни. Тем более, что поджаренные лапки не вызвали в нем никаких отрицательных эмоций, а вкусовые рецепторы среагировали на запах жареного мяса как и должно.

Ночь он провел, укрывшись в густом кустарнике. Сделав постель из веток, Паленый уснул сном праведника, нимало не боясь лесных обитателей. Он уже давно сделал вывод, что страшнее зверя, чем человек, найти трудно.

Утром Паленый первым делом начал усиленно ворочать мозгами. Он понимал, что отныне дорога на Мотодром ему заказана. Не исключено, что бандиты ждали его там и в эту ночь.

Паленый не держал зла на Есесеича, который его выдал. Мало того, он искренне жалел старика. И очень боялся, что не солоно хлебавшие бандиты после бегства своей жертвы могут выместить злость на Есесеиче. А много ли старику нужно…

И тем не менее, главным вопросом для него являлась собственная безопасность. Ситуация была явно тупиковой, и отчаяние постепенно начало брать верх над здравым рассудком.

"Может, зря я сбежал? – думал Паленый. – Кончили бы меня – и все дела. Зачем так жить? И сколько я еще протяну в своей конуре? – Он судорожно сглотнул ком, неожиданно образовавшийся в горле. – Все равно мне хана…"

От черных мыслей его отвлек пустой желудок. Он настоятельно потребовал пищи, и Паленый, тяжело вздохнув, наконец вышел из состояние полной безысходности и решил отправиться на охоту.

Чем охотиться и на какую дичь, он пока не знал. Что-нибудь соображу, думал Паленый, пробираясь к озеру. Ему почему-то казалось, что именно там он сможет найти хоть что-то съедобное, более сытное, нежели лягушачьи лапки.