Эдриен вся тряслась, пытаясь оторвать свой взгляд от пухлой руки, ритмично похлопывающей Бэсс. Источником боли для горничной была та же рука, что её и кормила. «Защищала» её. Желчь подкатывалась к горлу Эдриен, заставляя её почти задыхаться.

«К счастью, она уже думает, что ты сумасшедшая, так что можешь говорить, что хочешь после. Но в этот день, с рассвета до сумерек, ты поклянёшься, что ты Джанет Комин, единственная родная дочь могущественного Рэда Комина, наречённая невеста Сидхи Дугласа. Увидишь этот день, как я сказал…»

«А что с настоящей Джанет?», не удержалась она от вопроса.

Хлоп! Как удалось мужчине ударить её, прежде чем она успела лишь моргнуть? Трясясь от ярости и стоя прямо над ней, он сказал: «Следующие удары будут не по лицу, сука, не туда, где платье не скроет. Но есть другие способы, от которых намного больнее, и не остаётся следов».

Эдриен стала молчаливой и покорной, после всего того, что он ей сказал. Намёк был очевиден. Будет тихой и покорной, останется в живых. Сон не сон, удары в нём причиняют боль, и у неё было чувство, что умирать здесь будет тоже мучительно.

Он много чего ей сказал потом. Сотни мелочей, которые, как он предполагал, она должна держать в памяти. Она всё так решительно и делала; это временно удерживало её от созерцания завладевающего ею полностью очевидного умопомешательства. Она повторила каждую мелочь, каждое имя, каждое воспоминание, что ей не принадлежало. Из осторожных наблюдений её «отца», она была в состоянии догадаться о многих моментах жизни женщины, чью личность она сейчас примеряла на себя.

И всё это время она, как молитву, повторяла слова в своей голове. Такого не может быть. Это невозможно. Такого не может быть. Но всё же та часть ума, что принадлежала ей, как реалисту, говорила о том, что слова не может и невозможно не могли иметь отношение к тому, что уже происходило на самом деле.

За исключением того, что она очнулась вскоре от кошмарного и живого сна, она была в Шотландии, был 1513 год, и она на самом деле выходила замуж.

«Она такая же высокая, как Джанет».

«Не такая высокая, как она».

«Ш-ш! Это Джанет! Ещё, и он получит наши головы на блюде».

«Что случилось с Джанет?», тихо спросила Эдриен. Она не удивилась, когда рты полдюжины горничных захлопнулись, и они направили всё своё внимание на то, чтобы одеть её, верные молчанью.

Эдриен закатила глаза. Если они ничего не скажут ей о Джанет, может ей удастся узнать что-нибудь о её женихе.

«А кто тот мужчина, за кого я выхожу?» Сидхи Дуглас. Что за имя такое, Сидхи?

Горничные захихикали, как стайка перепуганных куропаток.

«Правда в том, миледи, мы слышали только сказанья про него. Помолвка – приказ самого Короля Джеймса».

«Что за сказанья?», скривившись, спросила Эдриен.

«Его деяния легендарны!»

«Его побед – легион. Ходют толки, что он путешествует по свету только с самыми красивыми девушками».

«Говорют, нету во всей Шотландии ни одной хорошенькой девушки, котору б он не завалил…»

«…и в Англии тоже!»

«…и не может вспомнить имени ни одной из них».

«Говорят, у него богоподобная красота, и набитая рука в тонком искусстве обольщения».

«Он фантастически богат и слухи говорят, его замок такой роскошный, что не поддаётся сравнению».

Эдриен моргнула. «Чудесно. Материалистичный, неверный, красивый плейбой, потакающий своим прихотям, невнимательный мужчина с плохой памятью. И он весь мой. Господи Боже мой, что я такого сделала, чтобы это заслужить?», вслух изумлялась она. Дважды, добавила она про себя.

Лизбелл странно на неё посмотрела. «Но слухи говорят, он потрясающий любовник и самый красивый из всех, миледи. Что может быть с этим не так?»

Здаётся, ты не понимаешь этот мир, Джанет Комин. Может, он был прав. «Он бьёт своих женщин?»

«Он не держит их достаточно долго, так говорят».

«И несмотря на это, я слышала, что одна из них пыталась убить его на днях. Не могу представить зачем», добавила служанка, искренне озадаченная. «Говорют, он более чем щедр со своими любовницами, когда заканчивает с ними».

«Не могу представить зачем», раздражённо проворчала Эдриен, внезапно потеряв терпение от всех этих дёрганий, застегиваний, украшений, от приводящих её в порядок рук, по всему телу. «Хватит, хватит». Она легко шлёпнула по рукам Лизбелл в своих волосах, которые мыли, безжалостно чесали, и мучительно дёргали, казалось, бесконечно.

«Но миледи, нам надо что-то сделать с вашими волосами. Они такие прямые. Вы должны выглядеть лучше, чем когда-либо…»

«Лично я предпочла бы выглядеть, как что-то, затасканное котом. Мокрой, испачканной, и вонять как навозная куча».

Послышались приглушённые вскрики. «Девица, он будет твоим мужем, а ты можешь всё испортить», суровый голос прорезал тишину в комнате. Эдриен медленно развернулась и встретилась с по-мирскому мудрым взглядом женщины, с которой она почувствовала мгновенное родство. «Можешь заиметь моего, за неимением лучшего экземпляра».

Эдриен жёстко втянула воздух. «Лэрда Комина?»

«Твоего отца, моя дорогая дочь», леди Алтэя Комин сказала с ехидной улыбкой. «Все – вон». Она выдворила всех служанок из комнаты царским взмахом руки, задержавшись долгим взглядом на Бэсс. «Когда-нибудь он убьёт девушку, он убьёт», сказала она тихо. Она с силой зажмурила глаза на долгие минуты.

«Он объяснил, что ты должна делать?»

Эдриен кивнула.

«И ты сделаешь это?»

Она снова кивнула. Леди Комин облегчённо выдохнула.

«Когда-нибудь, быть может, я смогу отплатить за доброту…»

«Это не доброта. Я спасаю свою жизнь».

«…тебе надо только попросить. И спасаешь мою тоже».

*****

Эдриен гордо стояла перед священником, исполняя свою роль в этом фарсе. «Я – Джанет Комин», громко она объявила. Служитель Господа заметно побледнел и так сжал свою Библию, что кожа между костяшек пальцев, казалось, треснет по швам. Итак, он знает, что я не Джанет, думала она. Да что же здесь происходит в самом деле?

Она почувствовала чьё-то присутствие за своим левым плечом, и с неохотой обернулась, чтобы посмотреть на мужчину, за которого она выходила замуж. Её глаза опустились чуть ниже его широкой груди, и каждый дюйм той части был словно выкован из стали.

Эдриен стала поднимать глаза, чтобы посмотреть на лицо жениха, и вдруг с ужасом осознала, что она не стояла на коленях. В сильнейшем недовольстве, она откинула голову назад и проглотила тысячу неистовых протестов, клокотавших в горле.