Я глубже вгрызся в мороженое.

— Пока не думал об этом, — ответил я Хоппо.

Я солгал. Я думал об этом, думал много и долго. Этот подарок представлял собой настоящую проблему. Толстяк и без того имел все, трудно было понять, что еще можно ему купить.

— А ты? — спросил я.

Тот пожал плечами:

— Не знаю пока что.

Я решил сменить тактику:

— Твоя мама пойдет на вечеринку?

Хоппо скривился:

— Точно не знаю. Может, ей придется работать.

Мама Хоппо работала уборщицей. Ее старенький «Робин Релиант», груженный швабрами и ведрами, частенько с грохотом проезжал по нашей улице.

Железный Майки называл ее цыганкой, когда этого не слышал Хоппо. Мне казалось, что это довольно грубо, но, надо признать, она, с ее всклокоченными седыми волосами и платьями-балахонами, действительно немного напоминала цыганку.

Понятия не имею, где был отец Хоппо. Он никогда не рассказывал о нем, но я всегда думал, что он бросил их, когда Хоппо был еще совсем маленьким. У него был старший брат, но тот вроде бы ушел в армию. Вспоминая прошлое, я часто думаю о том, что мы все держались вместе, потому что ни у кого из нас не было «нормальной» семьи.

— А твои мама и папа будут? — спросил Хоппо.

— Думаю, да. Просто… надеюсь, что они не превратят это все в тоску болотную.

Он пожал плечами:

— Все будет хорошо. Там же будет фокусник.

— Ага.

Мы ухмыльнулись друг другу, а потом Хоппо сказал:

— Можем пройтись по магазинам, если хочешь, поищем, что можно подарить Толстяку Гаву.

Я засомневался. Мне нравилось гулять с Хоппо. С ним не нужно было казаться умнее, чем ты есть. Или напрягаться. С ним я чувствовал себя очень легко.

Хоппо никто не назвал бы вундеркиндом, но он был из тех ребят, которые хорошо знают, как устроен этот мир. Он не пытался нравиться всем, как Толстяк Гав, и никем не прикидывался, в отличие от Железного Майки. И я уважал его за это.

Поэтому я грустно сказал ему:

— Прости, не могу. Мне нужно домой, я обещал помочь папе кое с чем.

Это была моя обычная отмазка. Никто не сомневался в том, что в нашем доме всегда найдется работа. Хоппо кивнул, доел мороженое, скомкал обертку и бросил на землю.

— Хорошо. Ладно, пойду выгуляю Мерфи.

— Ага. Увидимся!

— Пока.

Он убежал. Его волосы развевались на бегу, рядом с ним трусил Мерфи. Я бросил обертку от своего мороженого в урну и пошел в противоположную сторону — домой. А когда убедился, что меня уже не видно, развернулся и снова направился в город.

Я терпеть не мог врать Хоппо, но есть такие вещи, которые ты должен делать один, даже без помощи лучших друзей. У детей тоже могут быть секреты. Иногда их секреты даже больше, чем у взрослых.

Я знал, что, ко всему прочему, был в нашей «банде» еще и самым большим «ботаником». Зубрилой и даже немного белой вороной. Я был из тех детей, которым нравится коллекционировать марки, монетки, модели автомобилей. И прочий хлам, вроде ракушек, птичьих черепушек, подобранных в лесу, потерянных ключей. Мне нравилась сама идея — что я могу проникнуть в дома владельцев этих ключей, если захочу, пусть даже я и понятия не имел, кому они раньше принадлежали и где находятся эти дома.

Я очень дорожил своей коллекцией — тщательно ее скрывал и хорошенько за ней присматривал. Думаю, все дело в том, что мне просто нравилось чувствовать, будто я хоть что-то держу под контролем. Обычно у детей нет возможности управлять даже собственной жизнью, но в этом случае только я один знал, что находится в моих коробочках, и только я мог добавлять туда что-то или, наоборот, выбрасывать.

После случившегося на ярмарке я увлекся этим еще больше. Я подбирал то, что находил, или то, что роняли окружающие. И при этом стал замечать, какими рассеянными могут быть люди. Они не понимали, как это важно — беречь то, что имеешь, ведь может наступить день, когда все это исчезнет навсегда!

А случалось и так: если я натыкался на какую-нибудь вещь и понимал, что она моя и только моя, я брал ее. И не платил.

Эндерберри был не таким уж большим городом, но летом его заполняли туристы. В основном американцы. Они шатались по городу, создавая пробки на узких улочках, носили рубашки с цветочным узором и мешковатые шорты; щурились, вглядываясь в карты, и тыкали пальцами в здания.

Из достопримечательностей, не считая кафедрального собора, в городке имелась торговая площадь с большим универмагом «Дебенхамс»[9], множеством маленьких чайных магазинчиков и дорогим отелем. На главной улице было скучно — там стояли только супермаркет, аптека и книжный магазин. Впрочем, все же один большой магазин там был — «Вулворт»[10].

Когда мы были детьми, мы обожали «Вулворт», или «Вулли», как его все называли. Там продавалось все, что душе угодно! Бесконечные ряды всевозможных игрушек — от больших и дорогих до дешевой мелочи, которой можно было купить целую тонну, и потом все равно осталась бы куча монет на конфеты. А еще там работал довольно злой охранник по имени Джимбо, которого мы боялись. Джимбо был скинхедом, и я слыхал, что все его тело под униформой покрыто татуировками. А еще — что у него на спине набита гигантская свастика.

К счастью, Джимбо не отличался старательностью в работе. Большую часть времени он проводил на улице у магазина — курил и пялился на девушек. Если у тебя хватало мозгов и ты был довольно шустрым малым, всегда удавалось дождаться момента, когда он отвернется, и прошмыгнуть в магазин.

Сегодня мне сопутствовала удача. Возле телефонной будки как раз крутилась стайка девочек. Погода стояла жаркая, так что все они были в юбочках и шортиках. Джимбо, привалившись к углу, держал сигарету в руке и пускал слюни, глядя на них, несмотря на то, что все эти девочки были на пару лет старше меня, а ему было уже под тридцать.

Я перебежал дорогу и проскользнул в дверь. Передо мной тут же раскинулся весь магазин. Слева тянулись длинные ряды с конфетами и карамельками на развес. Справа находились кассеты и пластинки. Но я не мог остановиться и насладиться всем этим или даже немного замешкаться, потому что это сразу же заметил бы кто-то из сотрудников.

Я направился прямиком к игрушкам, прикидывая свои возможности. Эта слишком дорогая. Эта слишком большая. Слишком дешевая. Слишком глупая…

А затем я увидел его.

Шар, отвечающий на вопросы. У Стивена Гиммела был такой. Я помнил, как он один раз принес его в школу, и я все время думал, что эта штука — просто класс. А еще я точно знал, что у Толстяка Гава такого нет. Уже одно это делало вещь особенной. Как и то, что этот шарик был последней игрушкой на полке.