серьезные ограничения на распространение передовых изобретений. Разве что удастся, как с блокираторами, повторить технику Эрикссонов, чтобы самому выпускать машины на магической тяге. Однако для этого нужно хотя бы иметь возможность взглянуть на оригинальное устройство, так как я понятия не имел, как технически продублировать эту технику вечного двигателя.

Так и не придя ни к какому выводу, я поблагодарил Святослава Святославовича и пообещал еще подумать над вопросом. В конце концов, можно посоветоваться с князем Демидовым. Может быть, я слишком сгущаю краски, и электромотор с получасовым зарядом — вполне достаточен на текущий момент.

Поднявшись из-за стола, я еще раз взглянул на себя в зеркало и, сунув телефон в карман, направился к выходу из особняка. До начала приема у Соколовых оставался еще час. Этого времени с избытком хватит, чтобы и добраться вовремя, и никуда не спешить.

Виталя поклонился мне, прежде чем открыть дверь уже ожидающего меня «Монстра». Кивнув ему, я забрался на заднее сидение и, откинувшись на спинку, уставился в окно.

Внедорожник въехал на территорию особняка Соколовых, и я окончательно выбросил роботов из головы. Предстояло вновь побыть членом высшего общества, и я натянул дежурную улыбку раньше, чем покинул автомобиль.

Встречающий членов клуба Иван Михайлович поприветствовал меня, как дорогого друга. Как будто я и не отказал ему в помощи по поиску и спасению сестры.

— Дмитрий Алексеевич! — бодрым голосом заговорил Соколов. — Как я рад, что вы, наконец, добрались до столицы! Мы столько собраний провели без вас, совсем соскучились.

Мне оставалось лишь пожать протянутую им ладонь и принять правила игры.

— Здравствуйте, Иван Михайлович. Я тоже рад здесь быть, надеюсь, придусь ко двору. Тем более я слышал, у вас сегодня открытая вечеринка.

Великий княжич улыбнулся чуть шире.

— Так и есть, Дмитрий Алексеевич, — кивнул он. — Прошу, проходите. Скоро начнется.

Я миновал парадный вход, сдав верхнюю одежду слуге Соколовых, и тут же был пойман под руку Батыем Габдешшакуровичем. Башкирский княжич сразу же повел меня в толпу остальных членов нашего маленького клуба, на ходу рассказывая, как рад моему появлению.

— Я от нашей дружной компании остался в Москве совершенно один, — пожаловался он мне мимоходом. — Остальные разъехались по своим княжествам и в ус не дуют, а мне отец приказал ждать, когда вы появитесь, чтобы поддерживать во всем.

— Спасибо, — кивнул я. — Я рад, что оказался тут не один.

Мы кружили по залу, здороваясь с другими членами клуба, перебрасываясь ничего не значащими заверениями в искренней радости друг друга лицезреть. А в перерывах башкирский княжич давал мне краткую справку о случившемся на прошлых собраниях.

— Не знаю, слышали ли вы, Дмитрий Алексеевич, — с улыбкой сообщил он шепотом, подчеркивая перед окружающими тем самым нашу близкую дружбу, — но на первом открытом вечере мы собрали почти миллиард. И ведь хватило всего лишь ходить и сверкать улыбками, разглядывая престарелых матрон!

Нужно отдать ему должное, княжич не стал скрипеть зубами, хотя я и видел, что для бастарда, которого признали буквально перед самым конфликтом с Речью Посполитой, это были огромные деньги. Батый Габдешшакурович не рос в роскоши и цену деньгам знал. Пожалуй, оставшись единственным представителем будущей Приволжской губернии, он вдоволь хлебнул столичной жизни.

И, кажется, она вызывала в нем чувство отторжения.

— Это был ожидаемый результат, — кивнул я. — Не зря Иван Михайлович собирал наш клуб, раз смогли за вечер собрать такую сумму.

— Вы надолго в Москве? — с плохо затаенной надеждой спросил Батый Габдешшакурович.

— Максимум до девятнадцатого числа, — честно ответил я. — Дела рода.

Кивнув мне, он отошел, чтобы переговорить с кем-то еще, а я направился к стоящему в углу креслу. В прошлый раз в этом месте мы собрались всей нашей группировкой.

Расположившись с удобством, я стал ждать, когда появится председатель клуба. Ко мне никто подходить не спешил, из общества я все же вывалился, уехав перед самым первым открытым вечером клуба. Так что неудивительно, что княжичи нашли между собой общие темы и разбились на группы по интересам.

Не прошло и пяти минут, как в проходе показался Соколов. Обведя помещение торжественным взглядом, великий княжич Выборгский звонко постучал по бокалу.

— Господа, прошу минуточку внимания! — начал речь Иван Михайлович.

Пока к нему оборачивались, я медленно поднялся на ноги.

— Как все вы знаете, за нашим клубом закрепилась определенная репутация. Мы уже не единожды помогали Русскому царству на собранные на наших благотворительных вечерах пожертвования. Наш клуб получил наивысшее одобрение государя. И я прошу вас помнить об этом, когда будете общаться с нашими гостями. Сегодня мы проводим новый открытый вечер, — провозгласил Соколов. — Прошу вас следовать за мной в главный зал.

Интересно, кому это среди присутствующих требовалось напоминание держать себя в руках и вести себя пристойно? Иначе слова Ивана Михайловича и воспринимать было нельзя, слишком уж он упирал на благородную роль клуба.

Или это специально для меня сказано, чтобы не поломал отлаженную схему работы?

Двинувшись вслед за остальными, я перешел в главный зал особняка.

Для вечера помещение расчистили от фамильных портретов и предметов интерьера, заменив их лотами для аукциона. Любой гость мог подойти и сделать ставку за картину, статуэтку, китайскую вазу и прочий антиквариат. Помимо этого в конце зала были расставлены три длинных стола, заполненные моделями — яхт, машин, самолетов, имелись макеты нескольких особняков.

У каждого лота была обозначена стартовая цена, и благородные господа и дамы могли делать ставки с минимальным шагом в сто тысяч рублей.

Конечно, все это не было имуществом рода Соколовых. Получив наивысшее одобрение после первого благотворительного вечера, клуб княжичей ветеранов Речи Посполитой стал распродавать выморочное имущество павших мятежников. Естественно, только ту часть, что отошла в казну государства. Хотя и другие получатели трофеев не гнушались продать свою военную добычу. К примеру, от рода Можайских была выставлена личная яхта великого князя Хабаровского с первоначальной ценой в шестьдесят два миллиона рублей.

Понятно, почему для Батыя Габдешшакуровича все это выглядело по-настоящему дико и приводило в легкое бешенство. Ведь каждый лот по итогам вечера окажется выкуплен. На такие суммы можно очень серьезно поправить дела в любом княжестве. А кое-где и целые городе возвести со всей полагающейся инфраструктурой.

Имелась, разумеется, и возможность пожертвовать напрямую, не приобретая ничего для себя. Черный ящик замер в неприметном углу. Это для того, чтобы ни один гость не чувствовал себя уязвленным,