– А я хочу колы, – заявил толстяк, не отрывая взгляда от смартфона. Больше он ничего не произнес, но в воздухе очевидно повисло: «Живо, черножопый!».

Трей раздраженно сжал кулаки под столом. Ему чертовски хотелось сказать, что колы нет, но инстинкт самосохранения, не раз спасавший ему жизнь в подворотнях, заставил прикусить язык.

«Не связывайся с копами. Никогда не нарывайся».

Анна Бейтман сидела в кабинете психотерапевта, неловко скрестив ноги, прикрытые льняной юбкой. Ее движения были неторопливыми, полными грации, как у балерины. Никки нравилось следить за Анной из-под ресниц. Ночью она видела свою пациентку во сне. Сон не имел эротического подтекста, но вполне очевидно говорил о тайном интересе. Пожалуй, навязчивое желание смотреть на Анну Бейтман доктор Робертс могла отнести к разновидности вуайеризма. Возможно, такой необычной Анну делала принадлежность к творческой профессии. Какая разница, танцует женщина или играет на скрипке? И то и другое могло придать ей неуловимую грацию и загадку, которые заставляют мужчин смотреть вслед.

– Она ходила к вам, да? Была вашей пациенткой? – спросила Анна.

– Ты же знаешь, что я не могу разглашать такую информацию, – мягко сказала Никки.

Как и все, Анна смотрела новости и сопоставила факты. Ей явно хотелось обсудить произошедшее.

– Понимаю. Можете не рассказывать. – Она сверлила взглядом свои колени. – Я и так знаю: мы часто сталкивались с Лизой в приемной. Бедняжка.

– Да.

У Никки перехватило горло. Лиза выпорхнула из ее кабинета такая счастливая, полная надежд, так уверенно смотрела в будущее… которого у нее не было.

Теперь доктор Робертс уже ничем не могла помочь Лизе Флэннаган, однако все еще могла помочь Анне Бейтман. Прекрасная, не испорченная современным обществом Анна, пожалуй, была единственной пациенткой, которой Никки хотела помочь самым искренним образом. В свои двадцать шесть Анна играла на скрипке в первом составе филармонического оркестра Лос-Анджелеса, что было немалым успехом. Однако воспитанная чересчур строго, Анна вела жизнь, не соответствующую возрасту. Подростком она постоянно моталась по гастролям, объездила полмира. Как-то почти невзначай вышла замуж за влиятельного мужчину значительно старше себя.

Анна была хороша собой – с белоснежной, как алебастр, кожей и огромными карими глазами. Милая и застенчивая, она терялась в разговорах и предпочитала сверлить глазами пол. Только скрипка меняла ее кардинально, выпуская наружу пылкую женщину, поглощенную вихрем нот. Увидев Анну на сцене, мужчины теряли голову. Ее муж также пал жертвой этого дивного сочетания невинности и страсти. Он увез красотку в огромное поместье, где осыпал подарками и дорогими вещами, носил на руках, но почти никогда не выпускал из поля зрения.

Потребовалось немалое время, чтобы Анна смогла освободиться из-под его неусыпного контроля. Нельзя сказать, что она не любила мужа, но брак был заключен так стремительно и в столь юном возрасте, что его вполне можно было отнести к ошибкам юности. Только повзрослев, она наконец поняла, что любовь всей ее жизни – музыка – настойчиво требует возвращения в Лос-Анджелес. Анна трудно переживала расставание с мужем, и поэтому решилась на терапию. За последние три месяца ей удалось почти полностью открыться чуткой Никки, и она часто приходила за советом.

– Не нужно бояться, – сказала Никки. – То, что случилось с Лизой, ужасно. Но в нашем мире случаются вещи пострашнее. Да, ты встречала ее в клинике, но это не делает вас подругами. Случайная прохожая, не более того.

– Все верно, – кивнула Анна, робко улыбнувшись. – Я все принимаю близко к сердцу, вот дурочка.

– Вовсе не дурочка, – покачала головой Никки. – Смерть страшна сама по себе, тем более смерть через насилие. Но это ужасное происшествие никак не связано с твоей личной драмой, Анна. Не стоит переживать за весь мир.

Сеанс подошел к концу. Никки встала проводить пациентку. Ее клиенты на прощание часто пожимали ей руку, но Анна обычно обнимала, как сестру. Порой Никки казалась, что она мать дочери-подростка, которая неохотно идет в новую школу. Стыдно было признаться, но зависимость Анны от встреч с ней Никки даже нравилась. Анна Бейтман была ей почти как подруга.

Однако в этот раз, когда юная скрипачка обняла ее, Никки застыла, заметив в приемной двух мужчин, сидевших на кожаном диване, которые смотрели на нее в упор.

Никки сдержанно похлопала пациентку по плечу и, кивнув гостям, спросила:

– Я могу вам помочь?

Тот, что был моложе и выше, поднялся, протянул ей руку и вежливо представился:

– Детектив Лу Гудман, полиция Лос-Анджелеса. А это мой напарник, детектив Мик Джонсон.

Никки коротко пожала руку Гудмана.

– Вы насчет Лизы, верно? Ужасный случай.

Она протянула ладонь второму копу, но тот неприязненно пожал плечами и рявкнул, покосившись на Трея:

– Не тут! В кабинете.

У Никки появилось ощущение, что толстый полицейский ей смутно знаком, но она и бровью не повела.

– Как вам будет угодно.

Она широко распахнула дверь, предлагая мужчинам пройти в кабинет.

Детектив Мик Джонсон слушал доктора Робертс, не сводя с нее пристального взгляда. Вопросы задавал его напарник. Ответы были краткими.

– Когда вы в последний раз видели Лизу Флэннаган?

– В день смерти.

– На сеансах Лиза говорила, что ей угрожают или что она опасается за свою жизнь?

– Нет.

– Знаете ли вы кого-то, кто мог желать Лизе смерти?

– Нет.

Гудман задавал вопросы вежливо и ни разу не попросил дать более развернутый ответ. Казалось, односложные фразы Никки его устраивали. Он смотрел в блокнот и делал пометки.

Джонсона такой допрос раздражал. Он не верил Никки. Она никогда не нравилась ему. Проклятая сучка даже не вспомнила его! А вот он ее не забыл. Глядя теперь, как эта самоуверенная дрянь держится – едва ли не надменно, – с каким нарочитым презрением поправляет каштановые волосы и пожимает плечами, Джонсон чуть не лопался от бешенства.

– Миссис Робертс, может статься, что вы последняя видели мисс Флэннаган живой, – заметил Гудман и подался вперед, глядя на нее в упор. – Вы же понимаете, какое значение может иметь каждая деталь. Поэтому нам важны любые мелочи, они могут навести на след.

– Я понимаю, детектив, – ответила Никки. – Но не уверена, что могу вам помочь. После сеанса Лиза казалась весьма довольной собой и уходила в отличном настроении. Она недавно рассталась со своим парнем…

– Парнем? – ядовито переспросил Джонсон. – Вы про ее сладкого папика Уильяма Бадена?

В голосе толстяка сквозило презрение. Сама мысль, что красивая молодая женщина ложилась под грязного старика, наполняла его ядом.

– Да, – опять односложно ответила Никки.