Десять дней одиночества прошли быстро и почти безболезненно. На работе скучать не приходилось, и вечерами Кира находила занятия: разобрала древние завалы в шкафах, навела порядок в ванной, отмыла до блеска душевую кабину, перебрала домашнюю библиотеку – их с Сашей гордость. Один раз сходили в кафе с Гелькой, а в прошлую пятницу Альберт отмечал день рождения, так что домой Кира попала ближе к полуночи.

Наутро, правда, проснулась больной. «Подхватила все-таки от Оленьки!» – с досадой констатировала Кира, ощущая противное першение в горле. Карпова всю неделю чихала, шмыгала носом и глотала таблетки. Они всем отделом боялись заразиться, гнали Олю на больничный, но та упорно не шла.

– Что мне дома делать? – виновато гундосила она, тщетно пытаясь поглубже вдохнуть заложенным носом.

– Конечно, Марика-то там нет! – беззлобно поддразнивал стеснительную не по годам Оленьку Альберт. Он, как и все прочие, был в курсе сердечных дел коллеги.

«Надо же, – с тоской думала Кира, измеряя температуру старомодным градусником, – всю неделю продержалась, а на выходные – нате вам. Ну, Оленька, смотри у меня!»

Градусник показал тридцать восемь и две. Обшарив домашнюю аптечку, Кира отыскала подходящие пилюли, приготовила пару литров клюквенного морса, обложилась книгами, пристроила рядом пульт от телевизора и залегла в кровать. Болеть – так со всеми удобствами.

Ближе к одиннадцати позвонила мама. После неприятного разговора про тетю Соню они помирились в точном соответствии с отработанным сценарием, несколько раз созванивались и беседовали крайне предупредительно, вежливо и ласково, как всегда бывает после ссор, когда люди ощущают свою вину и некоторое время щадят чувства друг друга.

Узнав, что дочь заболела, Лариса Васильевна захотела приехать.

– Мам, ну что ты выдумываешь? Я же не маленькая. У меня все есть, лежу, отдыхаю. Зачем тебе мучиться, ехать из своей Соколовки?

Три года назад родители продали трехкомнатную квартиру и, осуществив давнюю мечту, купили дом. Далековато, сорок километров от Казани, зато обошлось дешевле, чем в пригороде. Рядом протекала небольшая шустрая речка, в которой, на радость отцу, заядлому рыболову, водилась какая-то рыба.

Дом был крепкий, ремонта почти не требовал. К нему прилагался роскошный сад с яблонями, вишней и смородиной. Родители построили две большие теплицы, отличную баню и обнесли свое хозяйство двухметровым забором. Теперь выманить из-за него новоявленных домовладельцев было почти нереально.

– Да? Ну, как знаешь, дочка, – с едва заметным облегчением в голосе проговорила мама. Ехать в город и в самом деле у нее большого желания не было. – Саша звонил? У него все нормально?

– Нормально, каждый день звонит по скайпу, – отрапортовала Кира. – По телефону дорого получается.

– Вам сейчас хорошо. А в наше время таких штучек не было. Или письма пиши, или по межгороду разговоры заказывай.

– Как папа?

– Как всегда. Баню топить собирается, Ириша со своими обещала приехать. Я по девочкам соскучилась – сил нет. А вы с Ирой когда созванивались? – безо всякого перехода спросила Лариса Васильевна.

– На днях. Точно не помню. А что?

– Да ничего. Вы уж общайтесь, не забывайте друг друга.

– Мам, опять ты за свое! – Кира почувствовала знакомое раздражение. Переехав за город, мать решила, что дочери без чуткого родительского присмотра «утратят связь». Хотя никаких предпосылок для этих страхов не имелось.

Ира и Кира не ссорились, не конфликтовали даже в детстве, хотя особой душевной близости между ними не было. Они не всегда понимали друг друга: сказывалось различие жизненных интересов, целей и устремлений. Ира, которая была на семь лет старше сестры, занималась только домом и детьми. Вышла замуж еще в институте и сразу родила Катьку. Кое-как окончив вуз, забросила диплом в дальний ящик стола и с тех пор ни разу не доставала. Кира жила по-другому. Но это не мешало сестрам любить друг друга. Так что тревожиться Ларисе Васильевне не стоило.

– Катеньке летом поступать, – сказала мать, опять резко меняя тему, – Ириша говорит, она опять передумала. Собирается учиться на парикмахера-стилиста, на курсы хочет пойти. Вот скажи на милость, что это за работа такая – в чужих волосах ковыряться?

– Работа как работа. Все ходят в парикмахерские, и ты тоже, – машинально заметила Кира.

Бесконечные разговоры про Катькино профессиональное будущее ей порядком надоели. Старшая племянница Киры не могла похвастаться успехами в учебе и по пять раз на дню передумывала насчет поступления. То соглашалась пойти учиться в какой-нибудь вуз, на который у папы Игоря хватит средств, то наотрез отказывалась от получения высшего образования и пугала родных кулинарным или швейным училищем. Теперь вот эти курсы. По глубокому Кириному убеждению, надо было оставить девочку в покое. Летом видно будет. А сейчас Катьку слушать – только нервы портить.

– Ой, не знаю. Ириша вся извелась. А вот Анечка молодец! Олимпиаду выиграла по истории, – с гордостью сказала мама.

– Знаю, Ира говорила. Анька умничка. С ней таких проблем не будет.

– Дай-то бог. Ладно, Кирочка, лечись. Если что, сразу звони! – Лариса Васильевна торопливо свернула разговор: надо было готовиться к приезду старшей дочери.

– Пока, мам. Целую. Папе и Ирке с ее командой привет.

– Передам. Целую, моя дорогая.

«Дорогая»… Как это типично для мамы! Не «золотая», «маленькая» или «хорошая». Никогда – «зайка», «солнышко», «котенок» или «ягодка». Отношение Ларисы Васильевны к дочерям всегда отдавало некоторой прохладцей. Нет, конечно, и она и папа любили своих дочек. Помогали делать уроки, одевали с иголочки, покупали дорогие игрушки, водили Киру на музыку, а Иру в художественную школу. Вывозили летом в Крым и на Золотые Пески, зимой выгуливали на каток. Постарались обеспечить им хорошее будущее. Короче говоря, делали все что положено.

Просто так сложилось, что центром их с отцом жизни были не дети, а совместные увлечения. Максим и Лариса с юности были вместе: абитуриентами познакомились в коридоре строительного института, поступили на один факультет, окончили вуз, поженились, попали по распределению в один проектный институт, где и проработали впоследствии всю жизнь. Оба были заядлыми библиоманами, увлекались живописью и классической музыкой. Время от времени летали в Москву слушать оперу.

Кира и Ира, как и все дети, любили папу и маму. Но все больше с возрастом осознавали некоторую отстраненность родителей и привыкли отвечать им тем же: спокойной мягкой привязанностью. Иногда Кира немножко завидовала Гельке, для которой мама была одновременно лучшей подругой. Гелька рассказывала, что никогда и ничего не скрывала от мамы, советовалась и совершенно спокойно доверяла любые секреты. Правда, она умерла, когда дочери было всего восемнадцать. Геля чуть с ума не сошла от горя, и неизвестно, как бы вообще выжила, если б не познакомилась с Серегой.