Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она, наконец, замолчала, а я всё продолжал стоять остолоп остолопом с дурацким этим четвертаком в вытянутой руке. Я чувствовал, как по лицу моему ползут вниз крупные капли пота… и, вообще, представлял я из себя в этот момент поистине жалкое зрелище.
Нужно было что-то сказать ей, ответить что-то… но пересохший язык мой, казалось, намертво присох к тоже разом обезвоженной ротовой полости и ни за что желал даже просто ворочаться во рту, не то, чтобы…
– Ну что, теперь ты, надеюсь, уяснил ситуацию?
И, не дожидаясь ответа, девушка резко повернулась и вышла из квартиры на лестничную площадку. Машинально я двинулся следом.
– Ах да! – она обернулась. – Чуть не забыла! Сколько тебе за труды? Червонца хватит или ты, обычно, больше берёшь?
Девушка распахнула сумочку, резким отрывистым движением выхватила оттуда червонец и ловко сунула его мне в карман рубашки.
– Ну всё, не кашляй!
И быстро побежала в сторону лифта, нажала кнопку, обернулась… и взгляд её, уже не насмешливо-презрительный как раньше, а какой-то надломленный и даже затравленный, что ли, словно ножом острым полоснул вдруг по моему сердцу.
– Эх, ты!
С лязгом захлопнулись створки лифта, и я остался один.
И тут только сообразил я, что теряю, и стремглав бросился вниз по лестнице, по пути едва не сбив с ног какую-то толстую гражданку, тяжело поднимавшуюся мне навстречу и сразу же истошно заверещавшую что-то о хулиганах проклятых. Перепрыгивая разом через несколько ступенек, я, как очумелый, мчался вниз. Третий этаж… второй… первый… Машинально взглянул в сторону лифта, он уже снова шёл куда-то вверх.
Опоздал!
Чертыхнувшись в сердцах, я выбежал во двор.
Никого!
Всё ещё на что-то надеясь, я метнулся влево, по дорожке ведущей к проспекту, к автобусной остановке, потом побежал вправо, туда, где обычно «ловили» такси. Теперь я уже не ломал голову над тем, что же сказать девушке, теперь у меня были слова… в крайнем случае, я бы нашёл их теперь…
Но, увы, всё было напрасно. Незнакомка исчезла, как сквозь землю провалилась.
– С-с-скотина! – прошипел я, от всей души высказывая себе самому всё, что в душе накипело. – Кретин! Болван! Тупица! Осёл, камнем пришибленный!
Прибавив к этому набору ещё несколько столь же «изящных» эпитетов, я медленно повернулся и, тяжело ступая, нехотя поплёлся в сторону дома, мысленно обозвав себя напоследок ещё и «безмозглым каракумским верблюдом».
Из стихов Волкова Александра.
Осенью всё же
что-то случается,
осенью даже
люди влюбляются…
Лижет стекло,
одиноко и долго,
серенький дождик,
усталый и добрый…
Падают
мокрые листья на землю,
падают
снежные хлопья в ладони…
Падает осень
на мой подоконник…
Мне говорили:
«Это нелепо!»
Мне говорили:
«Осень – не лето!»
Я понимаю…
Я всё понимаю…
Только от этого
сердцу не легче!
Сердце,
ведь осень играет без правил!
Сердце,
ведь ты ничего не исправишь!
Мне говорят:
«Ты живёшь как в тумане!»
Мне говорят:
«Тебя осень обманет!»
Я понимаю…
Я всё понимаю…
Только вот сердце
не понимает!
* * *
Когда я вошёл, чисто вымытый Жорка сидел за кухонным столом и крупными глотками поглощал пиво прямо из горлышка. Одна, уже опустошённая посудина стояла рядом.
Увидев меня, Жорка немного смутился и протянул мне бутылку.
– Глотнёшь?
Но мне было не до пива и не до Жорки. Мне было так плохо, так невыносимо тошно, что выть впору. Выть, кусаться, царапаться, по полу кататься в неистовой истерике, сокрушая всё и вся. Я машинально взглянул на свою правую руку и обнаружил, что всё ещё сжимаю в кулаке проклятую эту двадцатипятирублёвку.
Господи, ну какой же я остолоп, в конце концов! Ну, почему я такой остолоп, Господи?!
Я вдруг с удивлением обнаружил, что влюблён и влюблён, как говорится, по уши, и что мне просто необходимо как можно скорее отыскать незнакомую эту девушку. Впрочем, задача сия была из разряда почти неразрешимых. Ну как, скажите, отыскать человека в полутора миллионном городе, не зная о нём фактически ничего. Даже имени.
Жорка докончил пиво, крякнул от удовольствия и аккуратно поставил пустую бутылку рядом с первой.
– Пойду я, – проговорил он, поднимаясь из-за стола и неловко покашливая. – Благодарствую за ночлег, за угощение…
– Подожди!
Я вдруг испугался, что с Жоркиным уходом сразу же исчезнет, оборвётся та последняя ниточка надежды найти, отыскать всё же прекрасную свою незнакомку. И как бы тонка, почти невесома ни была она, эта ниточка…
– Постой! – я метнулся к холодильнику. – Ты, вообще-то, сильно торопишься?
– Да нет, вроде, – слегка озадачено сказал Жорик. – А что?
– Ничего! – раскрыв холодильник, я некоторое время молча созерцал его содержимое. – Может ещё пивца?
– Куда ещё! – Жорка отрицательно покрутил головой и гулко хлопнул себя по животу. – Под завязочку!
– А водочки?
– Водочки? – Жорка задумался. – Ну, ежели один стопарик…
И вот уже он медленно, с видимым наслаждением (бр-р-р!) тянет холодную водку из запотевшего стакана, а я, усевшись напротив, задаю ему разные наводящие вопросы, пытаясь вытащить из моего гостя хоть какие-нибудь дополнительные подробности вчерашнего вечера. И, знаете, не зря!
Душ ли помог, пиво ли, а, может, этот самый последний стопарик, но кое-что Жорка действительно вспомнил. К примеру, то, как сидели мы втроём, я, он и Лёха. Когда Лёха «слинял» – этого Жорка так и не вспомнил, зато помнил твёрдо: мы были втроём! Никакой девчонки с нами не было. Пил ли я? Да нет, кажется, уже не пил. (Ты и так уже был в полном отрубоне!) Вот только стихи какие-то всё пытался декламировать… ещё курил, вроде…
Как мы встретились, где познакомились – этого Жорик так и не вспомнил. Да и вообще, ничего он больше не вспомнил, этот Жорик. Его всё занимал вопрос, куда девался друг Лёха, меня же – откуда взялась девушка? Может, уложив Жорика спать (то есть, забросав его одеялами, газетами и прочим), я потащился провожать Лёху (хоть бы глазком одним взглянуть на таинственного этого Лёху!), и там, на улице…
Размышления мои прервал длительный звонок в дверь.
Кого там ещё чёрт несёт?
По пути в прихожую в голову мою пришла совершенно бредовая мысль о том, что, возможно, эта самая девушка…
О том, что мысль эта не просто
