litbaza книги онлайнЮмористическая прозаАнтология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 125
Перейти на страницу:
а в четверти вывела «четыре», хотя Пенкин ничего такого не просил.

Человеком он был неученым, но любознательным — и нашел случай заглянуть в классный журнал, где напротив своей фамилии обнаружил совсем не то, что значилось в дневнике.

«Как же это так?» — спросил он себя и, не найдя ответа, принес на урок жабу и подложил биологичке на стол. Жаба, в отличие от успеваемости, была настоящая, и училка пол-урока орала как резаная, но месть не утолила Пашину душу.

Вопрос, мучивший Пенкина, оставался без ответа. Он был совсем юн и не знал, что за низкий процент успеваемости учителей лишают сладкого прямо на педсовете.

Но когда, не переставая плеваться комочками промокашки, коллектив шестого «А» принял повышенные обязательства по учебе, Пашу вдруг осенило. Он начал связывать явления.

Вдруг вспомнился Пенкину щенок ирландского сеттера Джим, за которого он отдал транзисторный приемник «Турист». «Турист» перекочевал к угреватому сельскому переростку, а щенок вырос и стал удивительно похож на отечественную дворняжку. Пенкин, вздохнув, переименовал Джима в Шарика, но от родительских прав не отказался…

Он начал всматриваться в жизнь; он украл из школьного буфета килограммовую гирьку и взвесил ее. Гирька недотягивала тридцать граммов, и Паша гирьку не вернул.

В его жизни наступила пора прозрения: он понял, что слова вообще не имеют с жизнью ничего общего — как гипсовые уродцы под вечным салютом в пионерлагере, где есть футбол, речка и сладкий компот…

Была зима. Уроков Пенкин не учил, получал что давали и жил в свое удовольствие, пока однажды на физике не получил записку следующего содержания: «Пенкин! Пойдем в кино на «Ступени супружеской жизни»?»

Под посланием стояли инициалы А. К. — оба с барашками-вензельками.

Он пошарил взглядом по классу, наткнулся на внимательные темно-серые глаза Анечки Куниной — и кивнул.

После школы Паша помчал в кино, отстоял очередь и на единственный рубль купил два билета на вечер. Дома он понял, что полюбил навек; бродил как лунатик по квартире, обеда не ел, уроков не учил, полчаса расчесывал у зеркала вихры, а потом час простоял у входа в кинотеатр и промерз, как собака, без всякой пользы: без пользы, потому что А.К. не пришла, а промерз, потому что обещали минус два-четыре, а стукнуло минус десять.

Пенкин скакал домой и думал, что больше никогда никому не поверит — ни женщинам, ни радио.

Мама сказала: «О господи» — и, напоив чаем с малиной, уложила его в постель. Малина была сладкая, а чай — горячий, и, засыпая, Пенкин подумал, что, пожалуй, для мамы он сделает исключение.

Наутро выяснилось, что А.К. передумала смотреть «Ступени супружеской жизни» и пошла с Петькой Крыловым на Гойко Митича.

Пенкин ничего ей не сказал — из гордости и потому что осип, несмотря на малину. «Никому нельзя верить, — мрачно думал он, рисуя самолеты на промокашке. — Никому».

Пенкин уже не понимал, как мог полюбить такую дуру, но было обидно из принципа.

Вечером мама все-таки затащила его в поликлинику, где Пашу посадили к какому-то аппарату, засунули в нос трубку, а перед носом поставили песочные часы.

— Следи, — предупредила тетка в белом халате. — По минуте на ноздрю!

— Тут ровно минута? — уточнил Пенкин, глядя, как сыплется песочек из прозрачного конуса.

— Ровно, ровно, — сказала тетка и ушла за занавеску.

Паша тихонько вынул трубку из ноздри, по-кроличьи подергал носом, подождал, пока конус опустеет, перевернул часы и засек время.

— Посмотрим, посмотрим… — шептал он, глядя то на струйку песка, то на циферблат.

Последняя песчинка упала на пятьдесят второй секунде.

До дому было недалеко.

— Знаешь, я в эту поликлинику больше не пойду, — помолчав, сообщил Пенкин.

— Вот еще новости, — сказала мама. — Пойдешь как миленький.

— Нет, — мрачно ответил Пенкин. — Вот увидишь.

Они миновали мертвую стройку дома, в котором, по всем бумагам, давно жили люди; они вошли в загаженный подъезд образцового содержания.

В квартире, повизгивая от нетерпения, их ждал ирландский сеттер Шарик.

Педагогическая поэма[7]

В пятницу вечером пионер Федя Пупыкин вбежал в буфет Дома пионеров Краснозаборского района, бухнулся за стол и дал щелбана в лоб пионеру Косте Ухову, евшему в это время пирожное «бантик». Пионер Костя Ухов перестал есть «бантик» и с криком «уя, дурило!» вдарил пионера Пупыкина по башке учебником «Физика» для шестого класса.

Крик пионера Ухова и глухой звук, случившийся вслед за этим, привлекли внимание присутствовавших, как-то: коменданта Соснова, пионервожатой Игнатькиной, педагогов Штапельного и Зайцевой, а также уборщицы Бучкиной и самой буфетчицы — больших добродетелей женщины Марьи Кубатуровой.

Она и призвала к порядку.

— А ну-кась, убирайся отсюдова в верхней одежде! — зычно крикнула Марья Кубатурова ударенному по башке пионеру-хулигану. — Ну-ка, быстро!

Пионер-хулиган Пупыкин вздрогнул, заморгал рыжими ресницами и стянул с себя курточку, обнаружив на ней нерусское слово.

— Кому сказано: убирайся! — заорала тогда Марья Кубатурова, чьи добродетели не могли потерпеть наглого пупыкинского вида. — Расселся, чучело огородное!

— Чего вы ругаетесь-то? — озадаченно спросил второй хулиган, собираясь вкусить от пирожного «бантик».

— А ты, оболтус, не лезь! — подавила вылазку Кубатурова. — Ишь, лезет!

— Очень умные стали, — сложив губки червячком и прищурившись, объяснила хулиганскую солидарность уборщица Бучкина, женщина маленькая, но в конфликтах незаменимая. — Гра-амотные…

Как раз на слове «грамотные» кончилось терпение коменданта Соснова, человека редкой прямоты.

— Ну-ка, выметайтесь, бандиты! — гаркнул он, поднимаясь из-за своего столика, где с тех пор, как завязал, всегда пил кефир. — Выметайтесь, кому говорю! Русский язык понимаете?

— Они не понимают, — вставилась язвительная Бучкина и ткнула ручкой в заваленные окаменелостями столы. — Они только свинячить умеют, а за ними убирай.

— Да чего мы сделали-то? — пришел наконец в себя пионер-хулиган Пупыкин.

— Я те покажу «чего сделали»… — пообещала из-за прилавка женщина больших добродетелей.

— Стыдно, ребята! — звонко крикнула пионервожатая Игнатькина. — Государство предоставляет вам право на бесплатное образование, а вы позорите красный галстук, частичку нашего знамени! Вы знаете, сколько стоит учебник?

Голос ее дрогнул и сорвался.

— Вы из какой школы? — поправляя очки, внес свежую педагогическую струю Штапельный, известный мастер пионерских приветствий. — Кто у вас директор?

— Да чего директор-то? — струсил пионер-хулиган Ухов, а пионер-хулиган Пупыкин насупился и спросил подозрительно:

— Зачем вам директор?

— Вы не хамите тут, — встала на защиту коллеги педагог Зайцева, боровшаяся с детьми уже четвертое девятилетие.

— Совести у них нет, у бесстыжих! — снова вскипело у Марьи Кубатуровой. — Нацепят на себя черт-те чего и ходют…

— А пороть их надо, вот что, — угрюмо предложил вдруг человек редкой прямоты.

— За что-о? — лупя ресницами, завыл непоротый пионер-хулиган Пупыкин.

— Пороть, пороть, — неумолимо подтвердил человек редкой прямоты.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 125
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?