По заверению того же автора: «Мы чуть ли не с 10-летнего возраста получали неестественный интерес к политическим вопросам».[30]

Широко применялись в гимназии и телесные наказания. «Розга в младших классах царствовала неограниченно».[31] В виде наказания оставляли учеников без обеда, пансионеров (находившихся на полном пансионе при гимназии) — без отпуска домой. Вообще обращение учителей и надзирателей с учениками «было постоянно суровое и грубое».[32]

Нередко жестокость надзирателей и учителей граничила с садизмом. Бывший ученик Казанской гимназии вспоминал: «Сечение учеников низших классов было предоставлено инспектору. Инспектор гимназии П. Г. Скорняков был замечательной личностью… Трудно забыть эту физиономию с белыми злыми глазами, которые, кажется, никогда в жизни не улыбались и не смотрели ласково на учеников, с мягкими неслышными движениями животного кошачьей породы, всегда готового мучить свою жертву и наслаждаться ее страданиями… Для Скорнякова не было наслаждения выше сечения учеников…

Живо помню, с каким ужасом услышали мы в первый раз вопли и стоны истязуемой жертвы и как в то же время издевался Скорняков над этими воплями, пересыпая удары разными прибаутками и насмешками».[33]

Телесные наказания широко применялись и во время уроков учителями. Тот же автор по истечении многих лет с тяжелым чувством вспоминал учителя латинского языка: «Грозою гимназии был учитель латинского языка Ив. Вас. Тимофеев, по прозванию Грозный… Тимофеев ужасно бил учеников; бывало начнет таскать кого-нибудь за волосы — таскает, таскает, а сам еще издевается».[34]

Методика преподавания стояла в большинстве гимназий на низком уровне. «Главная задача учителя состояла в том, чтобы узнать, кто не выучил заданного урока и взыскать с него… не успевающих обзывали лентяями, морили голодом и даже секли!».[35]

Способы «взыскивания» отличались разнообразием. Так, упомянутый учитель латинского языка казанской гимназии следующим образом «проводил опрос»: «Перед уроком Тимофеева всех учеников обходили два специально назначенные ученика, записывая товарищей, один — в ленивые, другой — в отличные, как кто пожелает. Записавшихся в ленивые Тимофеев никогда не спрашивал и ничем не беспокоил, ставя в журнале просто единицу; их пороли в конце недели, в субботу инспектор Скорняков сек. Не то было с записавшимися в отличные; их Тимофеев обязательно всех переспрашивал, и беда была, если кто-нибудь из них не знал хорошо урока!».[36]

Обеспечение гимназий учебными пособиями было очень скудным, наглядных пособий — карт, физических или химических приборов — было очень мало. Плохо обстояло дело и с учебной литературой: «…руководства тогда менялись очень редко, книги переходили от одного поколения гимназистов к другому, бедняки покупали за гроши старые книжки на толкучке, дополняли выписками, чего недоставало и продолжали беспрепятственно учиться по этим книгам».[37]

Следствием проводимых правительством ограничений в деле среднего образования являлось замедление количественного роста гимназий. К концу первой половины XIX века в Петербурге существовало только 5 гимназий. Так называемая первая гимназия была преобразована в начале 20-х годов из Благородного пансиона. Она помещалась в Кабинетской улице (ныне ул. Правды), угол Ивановской. Ученики, принимаемые в возрасте 10 лет, становились пансионерами (то есть жили при гимназии на полном пансионе). Обучение было платным, плата равнялась 1000 руб. в год. Поскольку I гимназия считалась привилегированной, аристократической, здесь кроме общеобразовательных предметов преподавали английский язык, рисование, танцы, фехтование и гимнастику. В ней обучалось около 150 человек. Вторая гимназия, как ни странно, возникла раньше первой из основанной еще в XVIII веке гимназии при Академии наук. Она находилась на Большой Мещанской улице, угол Демидова переулка. Обучение здесь также было платным. Для пансионеров плата равнялась 750 руб. в год, для приходящих — 60 руб. Количество учащихся равнялось 300.

Схожей со II гимназией по программе и характеру преподавания была и III гимназия, размещавшаяся в Соляном переулке, невдалеке от Литейного проспекта. Здесь обучалось 200 пансионеров, плативших по 450 руб., и 150 приходящих учеников, плативших по 15 руб. в год.

Несколько иной облик имела IV гимназия, так называемая Ларинская (по имени петербургского купца Ларина, пожертвовавшего деньги для ее основания). Находилась она на 6-й линии Васильевского острова. В отличие от первых трех гимназий в ней обучались не только дети дворян, но и купцов, которых много жило в этой части города. В соответствии с этим в программу были включены предметы, «связанные с промышленностью и торговлей». В IV гимназии в конце 30-х годов обучалось 190 человек. В 1845 году была открыта и в Коломенской части V гимназия. А в конце 50-х годов общее количество гимназистов Петербурга составляло 1425 человек.[38]

К началу XIX века в Российской империи существовали три университета — Виленский, Дерптский и Московский.

Старейший Виленский университет, возникший еще в 1579 году, вскоре стал крупным научным центром средневековой Европы, особенно известным благодаря астрономическим исследованиям — в 1573 году при университете была создана первая в Европе астрономическая обсерватория. К началу XIX века в нем преподавали литовские и русские ученые, количество студентов возросло до 700 человек. При университете действовали три клиники, больница, аптека, был разбит ботанический сад и создан зоологический музей. С 1804 года права и функции его были значительно расширены. В ведение университета, согласно новому уставу, вошли школы Виленского учебного округа, а также губерний: Витебской, Гродненской, Могилевской, Минской, Киевской, Волынской и Подольской.

Столь же значительным научным и учебным центром стал Дерптский университет, открытый в 1802 году. Помимо факультетов медицинского, математического, философского при нем был создан так называемый профессорский институт, который за сравнительно короткий срок — 12–15 лет — сумел подготовить большое научное пополнение для русских вновь открываемых университетов. Более 20 хорошо подготовленных Дерптским университетом специалистов стали профессорами Петербургского, Казанского и других университетов.[39]