Ей дозволялось произносить столь дерзкие речи, поскольку она была из Маленького народца и, кроме того, провела с Маргаритой вот уже долгих девять лет. Когда-то она служила у Елизаветы Йоркской — была придворным шутом — и однажды ее взяли в лодку во время увеселений, устроенных в честь второй годовщины правления Генриха. Когда налетел шторм, лодка опрокинулась. Маргарита гоже была в этой лодке и оказалась в воде вместе с остальными. Ей удалось добраться до плавающей на поверхности бочки с элем, и тогда она заметила похожего на куклу человечка, барахтающегося из последних сил. Маргарита изловчилась, схватила несчастного и помогла ему выбраться в безопасное место. Генрих наградил ее за храбрый поступок аплодисментами и заявил: раз уж леди Мильтон спасла жизнь карлице, то ей теперь и заботиться о последней.

Астрид была счастлива покончить с придворной жизнью, с необходимостью каждую минуту играть роль, следить за каждым своим словом и постоянно остерегаться жестоких шуток. Будучи созданием вспыльчивым, но слишком маленьким, чтобы подвергаться наказаниям, она привыкла позволять себе определенные вольности. Очень скоро она взяла на себя заботу о Маргарите, отодвинув в сторону прежнюю служанку, Гвин. Она прислуживала Маргарите за столом, проверяя каждое блюдо на предмет ядов; развлекала госпожу игрой на лютне, когда та шила наряды в верхних покоях; была ее верной союзницей во всех проказах и сопровождала во время прогулок. Она с таким усердием выполняла обязанности дуэньи, что иногда создавалось впечатление, будто Маргарита ее собственность, а уж никак не наоборот.

Астрид взяла ковш, зачерпнула супа, разлила его по резным деревянным плошкам, поставила их перед Маргаритой и Дэвидом, положила круглый темный хлеб на стол в углу комнаты, за который они уселись, разместила на том же столе кубки с водой и тоже села. Некоторое время трапеза проходила в молчании. Маргарита была очень голодна, ведь у нее целый день и крошки во рту не было, после того как утром она проглотила кусочек сухого хлеба с ломтиком холодного мяса. Обмакивая толстые ломти хлеба в густую похлебку, а затем откусывая от них, она чувствовала, как к ней возвращаются силы и улучшается настроение. Вскоре она подняла голову, собираясь задать Дэвиду очередной вопрос о своем будущем.

Он ничего не ел. Он просто сидел и смотрел на нее, зажав в руке забытый кусок хлеба, и на лице у него застыло отсутствующее выражение. Он встретился с ней взглядом, но уже через мгновение опустил глаза, чтобы по ним ничего нельзя было прочитать. Пробормотав, что нужно проверить, все ли его люди обеспечены ужином, он подхватил свою миску, вышел из дома и исчез в ночи.

Маргарита недоуменно смотрела ему вслед, сердито сдвинув брови. Наконец она повернулась к Астрид.

— Когда ты его нашла, он уже был такой?

— Хуже, — ответила ей Астрид, подгребая корочкой хлеба оставшиеся кусочки мяса. — Он так сурово обращался со своими людьми, что я очень удивилась, почему они не взбунтовались. Кстати, примерно четверть из них отстали еще до того, как мы добрались до Кале.

— Тебе это путешествие, наверное, далось нелегко, — заметила Маргарита, сочувственно сморщив носик.

— Не так что б уж очень. — Она дернула плечиком. — Сэр Дэвид нашел мне пони, на котором мне, с моими короткими ногами, было куда удобнее сидеть, чем на обычной лошадке из Бресфорда. Ну, и поскольку на мне были камзол и чулки, мне удалось обойтись без дамского седла.

Маргарита посмотрела на свою миску и решительно отодвинула ее. Ребром ладони она смахнула со стола хлебные крошки, равнодушно глядя, как они падают на утрамбованный земляной пол. Откашлявшись, она подчеркнуто равнодушно спросила:

— А Дэвид случайно не говорил, что он намерен делать со мной, как только мы доберемся до укрытия?

— Мне — ничего. Думаю, он поступит согласно вашему желанию.

Но Маргарита не была в этом уверена. У этого нового Дэвида, похоже, на все есть собственное мнение, а также он, судя по всему, склонен добиваться того, чтобы окружающие действовали в строжайшем соответствии с этим мнением.

— В Бресфорд я вернуться не могу, ведь Генрих, разумеется, будет меня там искать, и по той же причине я не могу просить защиты у своей сестры Кейт и ее супруга. Дэвид, конечно, может забрать меня с собой туда, откуда он пришел, но если я последую за ним и его отрядом, то вскорости приобрету славу маркитантки. Но разве есть другие варианты?

— Вы — любимица королевы. Возможно, она вступится за вас?

— Ну, вполне возможно, но каковы шансы на то, что Генрих к ней прислушается?

Астрид развела своими крошечными ручками.

— Хей-хо, значит, быть нам маркитантками!

— Нам?

— Ибо куда бы вы ни двинулись, я последую за вами.

Маргарита наградила ее суровым взглядом.

— Не надо цитировать Библию к месту и не к месту. Не уверена, что стану это терпеть. — Помолчав, она продолжила: — Как бы то ни было, думаю, Дэвид хорошо понимает, в каком положении я тогда окажусь, и не допустит, чтобы пострадала моя репутация.

— В каком таком положении?

— Но я ведь леди Маргарита, дочь лорда. Он всегда гораздо острее чувствовал разницу в нашем социальном положении, нежели я.

— Во время вашей поездки он, думаю, не придавал этому особого значения.

— Разве?

Служанка удивленно приподняла крошечные бровки.

— Миледи, вы обратили хоть какое-то внимание на этого господина? То есть вы рассмотрели его по-настоящему? Он ведь уже не мальчик, но суровый воин. Он участвовал в десятке военных кампаний и получил такое признание и такие награды, каких мало кто удостаивается. С чего бы это ему считать себя ниже других — хоть мужчин, хоть женщин?

— Не с чего, — согласилась Маргарита и почувствовала, как заливается краской. Разумеется, она обратила внимание на то, как сильно изменился Дэвид. Да и как иначе, ведь он так и притягивал ее взор! А еще она ощутила, какую мощь он держит под полным контролем. А как он касался ее! Так, как прежний Дэвид никогда бы не осмелился. И все же: он встал перед ней на колено и, похоже, стеснялся сидеть за одним столом с ней — с той, кому он прислуживал за обедом, будучи оруженосцем ее зятя. — И все же эта разница весьма ощутима.

— Вы преувеличиваете.

Маргарита устремила задумчивый взгляд на стену перед собой. Наконец она тряхнула головой, отказываясь от попыток разгадать загадку.

— И тем не менее мне хотелось бы знать наверняка о его намерениях.

— Тогда придется вам спросить его самого. Мне он ничего не открыл.

Как и следовало ожидать. Насколько уяснила себе Маргарита за годы, проведенные в Бресфорде, мужчины предпочитают не распространяться о своих планах. Впрочем, она так и не поняла, какова причина этого: то ли сомнение в женском благоразумии, то ли в том, что решения они предпочитают принимать, так сказать, по ходу дела, не вдаваясь в скучные подробности.